Шаги остановились рядом с Наташей, сжавшейся в комочек у стены. В ноздри ей ударил сладковатый запах гниющей плоти и еще чего-то, не менее тошнотворного. В этот же момент свет стал менее ярким, словно фонарь отвели в сторону.
— Пойдем, — раздался негромкий голос, от которого у Наташи вновь пробежали по коже мурашки, — пойдем, тебе не причинят вреда.
Что-то холодное, слизкое легло на плечо девушки и та, собравшись с силами, открыла глаза и не смогла удержаться от того, что бы не заорать при виде нового союзника.
* * *
Время в подземелье тянулось медленно и Илта не могла сказать, сколько на самом деле она пролежала в этой камере, прежде чем за ней пришли. На этот раз, кроме прежних сойотов, пришел бурят или монгол, в черном удэле и шапке-майхабши, с шаманскими атрибутами на одеянии. Войдя в камеру, он простер руки и начал что-то бубнить под нос.
— Шаманы, оставшиеся верными Эрлэн-хану, ныне сидят по левую руку от него в почете и славе, — негромко сказала Илта, — а что даст тебе Мечит, когда ты сдохнешь?
За шаманской шапкой не было видно, как отрегировал на эти слова прислужник Сагаева, не сбился он и при чтении заклятий. Но простертые над Илтой ладони слегка дрогнули.
Закончив, шаман махнул рукой и стоявшие у стены азиаты, подхватили вновь скамью, вынося Илту из камеры, дабы она предстала пред ликом Небесной Обезьяны.
* * *
— Сколько вас тут?
Она сама удивилась сколь спокойно, почти равнодушно прозвучали эти слова, как будто она обращалась к коллеге по работе. Раньше ей было страшно — когда она впервые увидела лик обезьяноподобного профессора и его мерзких созданий, когда слышала рев черных чудовищ в яме, наконец совсем недавно, после всего, что произошло в пещере наверху и позже, у водопада. Однако сейчас, столкнувшись с чем-то, куда более ужасным, чем все виденное ранее, девушка поняла, что ей уже не страшно.
Она просто устала бояться.
Наташа сидела, прижавшись спиной к большому камню, на берегу большого озера, дальние берега которого она не могла разглядеть, несмотря на светяшуюся зеленую слизь покрывавшую стены исполинской пещеры. Такая же слизь плескалась и в озере вместо воды, вперемешку с ошметками чего-то бледно-розового, издающего одуряющее зловоние. И во всей этой жиже, нестерпимо воняющей нечистотами и мервечиной, словно черви в гниющем трупе, непрестанно ползали, плавали, перепрыгивали с камня на камень невообразимо отвратительные существа.
— Кто считает? — про человека бы сказали, «пожал плечами», но у собеседника Наташи плечи можно было бы найти с большой натяжкой, — каждый день прибывают новые.
Наташа посмотрела на жуткое существо рядом и с трудом удержалась от гримасы отвращения. Даже обезьяноподобные новусы не вызывали у нее такой гадливости. Тощее тело с выступающими ребрами, мертвенно-бледная кожа, покрытая темными пятнами, как у змеи или лягушки, длинные лапы с когтистыми пальцами и с перепонками между ними. Гладкая, как яйцо, голова была непропорционально огромна: лицо пухлого младенца с прищуренными желтыми глазками и огромным ртом полным острых как иглы зубов. Завершали картину торчащие кверху уши, две дыры вместо носа и жаберные щели, шевелящиеся на шее.
Но по сравнению с существами, кишащими в переполненной луже или тяжело переливающимися по берегу, собеседник Наташи выглядел более-менее привычным глазу. Здесь попадались твари непохожие на людей вообще, выглядевшие как хаотичное сочетание различных живых сушеств. Другие были схожи с людьми лишь отчасти, вернее отдельными частями тела, от чего выглядели еще более омерзительно. Из их уст, пастей и клювов раздавались лай, шипение, идиотский смех, детский плач и отборная ругань.
Наташ раз за разом задавалась вопросом — не умерла ли она, не попала в тот самый Ад, в который никогда не верила? Однако ее убеждали, что она жива, а место, что она именует Адом — предмет мечтаний любого из ползающих перед ней созданий — для них закрыто.
— Так кто же вы? — допытывалась у свого собеседника Наташа.
— Нас называют по-разному, — бесстрастно, словно вода, капающая с пещерных сталагмитов, отвечал ее собеседник, — но народ шамана, пленившего нас, именует таких как мы, шухдерами или чутгурами.
Наташа припомнила — чутгуры, злые духи в сувериях монголов и бурят, что-то вроде чертей. Порой ими становились души людей, умерших «неправильной» смертью.
— Да, — ответил чутгур и Наташа испуганно посмотрела на него, — да это мы. Души тех, кто умер до срока там, наверху. Женщины, погибшие от родов, дети, родившиеся мертвыми, те на ком ставили опыты, замученные, расстрелянные, удушенные газами, заключенные умершие от голода и болезней при строительстве Центра. Даже лабораторные животные — у них ведь тоже есть душа, заслуживающая перерождения. Но нам не дано ни переродиться, ни даже служить Господину нашему, Эрлэн-хану. Шаман удерживает нас в подземелье, заставляя служить себе. И творит он это силой Мечита, Небесной Обезьяны.
— Погоди, — растерянно сказала Наташа, — но разве вы…духи?
Она перевела взгляд на снующую перед ней массу. Несколько тварей рвали на части чей-то труп, парочка существ непонятного пола сплеталась друг с другом в сладострастных обьятиях, еще несколько вырывали друг у друга куски омерзительной пищи. Все это выглядело на редкость тошнотворно, но никак не напоминало житие неупокоенных душ.
— Не веришь? — из пасти чудовища вырвалось нечто похожее на смешок, — смотри!
Он прошептал что-то, сделав странный жест. Тут же черты его «лица», поплыли и смазались, запах мертвечины усилился в разы, кожа и плоть разлагались на глазах, отслаиваясь кусками, обнажившими оскаленный череп. Наташа отвернулась, но тут же зажмурилась — озеро перед ней превратилось в бесформенное месиво гнилой плоти, в котором ворочались рассыпающиеся на глазах скелеты.
— Мы проклятые души, которым нет доступа даже в царство Повелителя, — мерно произносило чудовище рядом с ней, — у нас нет своих тел, кроме тех, что дают нам Мечит и подвластные ему шаманы. Ты видела фрески шулмасов и чутгуров в Звездной Пещере, — Наташа кивнула, — именно они дают нам возможность принять обличье, в котором мы могли служить Эрлэн-хану. Здесь же мы берем себе тела из всего, что идет в: из крови, плоти, спермы, последов, ампутированных конечностей и смытых мозгов. Вся эта слизь, мокрота и ошметки плоти, все что сливается в канализацию — из этого проклятые души создают себе тела, в тщетной попытке найти ту плоть, что имели при жизни.
Шухдер снова провел рукой и Наташа даже обрадовалась когда он обрел прежний облик.
— Почему…почему ты помогаешь мне? — запинаясь, сказала она, — что вам нужно от меня?
Шухдер замолчал, потом начал говорить, выдавливая из себя слова.
— Тому есть две причины. Та, кто пришла за тобой — Гончая. Ее ведет Эрлэн-хан и она творит Его волю — как и ты теперь. Вы двое — единственные, кто поможет нам снять заклятие Мечита и воссоедениться с нашим Отцом.
— Как? — горько усмехнулась Наташа.
— Узнаешь, — ответил шухдер, — все узнаешь.
— А вторая, — помолчав, спросила Наташа, — вторая причина какая?