Бэлигте уже облачился шаманское одеяние — черный удэл, черные же штаны и сапоги. Седые волосы прикрывала черная шапка — майхабши, с тремя нашитыми глазами из черной, белой и красной материи. Этими нашитыми очами на мир будет смотреть онгон — дух-покровитель шамана. Поверх шапки красовалась железная шаманская корона с двумя рогами, делавшая Бэлигте хар-боо подобным тому, к кому он собирался обратиться. На груди шамана висело медное зеркальце-толи, с пояса свисал кнут-бардаг с вплетенными в него уменьшенными копиями разных предметов: оружия, кузнечных орудий, лестницы, веревки, стремени, багра, лодки и весла, пут. Все эти предметы нужны черному шаману, чтобы перемещаться в иных мирах.
Илта набросила на шкуру барана черную косынку и подожгла главный костер с костями барана. Бэлигте уже стоял перед ним, ударяя в бубен-хас гортанно распевая молитвы:
Голос его становился все громче и сильнее, сливаясь с шумом неожиданно поднявшегося ветра — знак того, что духи узнали о камлании и начали собираться вокруг. Сидевшая рядом на корточках Илта, ударяла в собственный бубен, повторяя за шаманом слова молитвы. Как и Белгете, она призывала духов-покровителей места, леса, призывала и дух Чингиса, что и поныне царил на горе, объявленной им же священной. Илта- Унэгэн, вспоминала своих духов-помощников, вызванных шаманом, еще тогда, когда он впервые привел на тайное камлание в таежной чаще худую исцарапанную девчонку, с глазами молодой волчицы, уходящей от облавы. Сейчас, напевая уже знакомые песни, могучая воля черного шамана подхватывала ее словно горный поток — щепку. Для нее, не бывшей шаманкой, подобное путешествие могло быть смертельно опасным, но сейчас она не чувствовал ни страха, ни сомнений, Илта пела слова обряда, повторяя за шаманом и чувствовала, как вслед за ним взлетает ввысь по склону Мирового Древа, в ночное небо, усыпанное крупными звездами.
Вверх? Почему вверх? Им же нужно вниз, в Царство Мертвых? А там вверху над мировым древом- что это за звезды зацепились за его крону, мерцая холодным, столь ослепительно-белым светом? Сколько их…раз, два, три, четыре, пять, ше…Нет ничего не видно, свет их столь ярок, что кажется непроглядной чернотой. Илта хочет отвести глаза, но не может — ее словно приковывает эта неестественная, слепящая «свето-тьма», что становится все более близкой, все более насыщенной, принимая некую форму.
Хриплый оглушительный вопль доносится сверху — вопль не могущий принадлежать ни человеку, ни зверю, ни богу, ни демону. Илта почему-то в этом уверена, хотя не так уж часто ей приходится общаться с богами и демонам. И все же, то, что спускается сверху — не из их числа, что-то совсем другое — древнее, безжалостное…голодное. Все больше оно приобретает знакомые очертания — уже слишком хорошо знакомые.
Исполинская обезьяна из ее снов спускается вниз по Древу, перебирая всеми четырьмя лапами. Толстые, словно бревна, пальцы оканчиваются кривыми черными когтями, в распахнутой пасти блестят острые зубы. Чудовище сейчас не свежует себя заживо, но на покрытой черной шерстью морде одна за другой проступают кровоточащие язвы, сжирающие кожу и мех огромной обезьяны. И снова окровавленный череп, покрытый обрывками мышц и вымазанный кровью, лязгает клыками и алые струйки текут вниз по мировому древу исторгаясь из всех пор на теле уродливой твари. Из пасти Красной Обезьяны тоже течет кровь смешанная со слюной, прожигает бороздки в коре Тоороо, поганя и скверня само мироздание.
И еще тут холодно. Шулмус их подери, почему тут так холодно, словно в самый лютый мороз в забайкальской тайге? Илта чувствует как хрустит на зубах замерзающая слюна, как пальцы ее примерзают к коре. Эрлэн-хан, помо…
Оглушительный рев слышится снизу и тут же рядом вспыхивают языки пламени, от которых изморозь разом оттаивает. Рев повторяется — в нем слышится разом мычание разъяренного быка, рык тигра, шипение огромной змеи, кваканье исполинской жабы. Из глубины поднимается окруженная языками пламени черная фигура с головой быка и оскаленной пастью. Рядом, расправив полы черного халата, словно огромная летучая мышь несется уже знакомая фигура. Шаман здесь, значит все будет норма…
Когтистая лапа смахивает ее с мирового древа и Илта падает вниз. Странно совсем не страшно — может потому, что она видит, как отвратительная морда красной обезьяны искажается в страхе, как она с невероятной быстротой пятится задом, растворяясь в сиянии шести звезд тускло мерцающих в вышине.
Илта очнулась распростертой на земле — она «упала» в свое собственное тело. Вскочив на ноги, куноити оглянулась на черного шамана, сидевшего недвижно будто статуя. Илта хотела было спросить все ли с ним в порядке, но тут же прикусила язык — она хорошо знала, что будет если посторонний попытается прервать шаманский транс. Пусть сам придет в себя — невеликих знаний Илты хватало, чтобы увидеть, что пока с душой и телом Бэлигте хар-боо ничего страшного не происходит. Хотя ее била дрожь, когда она вспоминала о мерзком чудовище ползшим вниз по мировому древу.
Она посмотрела вверх — там среди множества звезд она безошибочно выхватила те шесть. Сейчас они уже ничем особенным не выделялись среди прочих звезд и все же Илта хорошо понимала, что это впечатление обманчиво. Небесные тела простительно не знать девчонке из НКВД-шного детдома, смотревшей свои страшные сны. Но с тех пор кругозор Илты расширился, запас знаний увеличился многократно и кубики головоломки уже сложились в узор — или запутались еще больше.
Шесть звезд.
Плеяды.
Илта не знала, сколько времени она просидела у костра, подкидывая ветки, пока Бэлигтэ хар-боо не зашевелился и не сел прямо. Он отложил бубен, который до сих пор держал на коленях, и, не открывая глаз начал читать благодарственные молитвы Владыке Мертвых. Одновременно он завершал жертвоприношение — брызгал водкой, кидал в сторону леса куски вареной баранины, потом брызгал молоком, угощал Эрлэн-хана сластями. Когда кости барана сгорели, Илта бросила в костер палку с головой и шкурой, затемберезку с разноцветными ленточками. Наконец шаман произнес завершающие слова и устало опустился на землю. Илта тем временем раскладывала на лошадиной шкуре вареное мясо и колбасу в жестяных мисках, нарезанный хлеб, разливала по кружкам водку с ханшином. Все это тоже проводилось с определенной целью — разделение трапезы с духами, как бы закрепляло все, что происходило сегодня.
— Что же все-таки мы видели? Хар-боо? — допытывалась Илта у черного шамана. Тот молча налил в кружку ханшин, — залпом выпил, после чего подцепил ломтик вареной колбасы.
— Мир богов и духов, — прожевав, произнес он, — сложнее, чем обычно думают о нем люди. Многие считают, что в подземном мире таится зло, что зол его Владыка, которого мы называем Эрлэн-ханом, японцы Эммой, а русские — Сатаной. Но мы, шаманы, знаем, что Владыка Закона — строг, но справедлив. Он вдохнул в человека душу и научил ковать железо. Нет, Эрлэн-хан, не враг людям. Подлинное зло пребывает в небесах.
Бэлигте хар-боо, плеснул себе еще ханшина, закусил вареной бараниной с хлебом. Илта тоже налила в кружку водки и залпом выпила. Поморщилась и потянулась за колбасой.
— Как русские называют те звезды? — спросил Бэлигте.
— Плеяды, — ответила Илта, сразу поняв о чем речь.
— Мы их называем Мечитом, — сказал шаман, — это злой дух в обличье обезьяны. Пастухи и поныне верят, что двигаясь по небу он насылает болезни на скот и людей, зимой посылает мороз, а летом — засуху. Когда Мечита изгнали с земли, он поднялся на небо, распавшись на семь звезд. От них тогда исходила такая стужа, что мог замерзнуть весь мир, но божественный стрелок, Эрхий-мерген сбил одну из звезд и холод уменьшился.