Очень удачно. Потихонечку толкаю её пальцами и пролезаю внутрь. Тишина. Всматриваюсь в глубь комнаты, ожидая пока глаза привыкнут, и щупаю пространство внутренним взором. Народу полно. Только мелкие все какие-то. Дети! — Догадался я. И точно в углу кто-то захныкал, и поднялся в постели, уставившись на меня. Вот, черт. Меня же в окне видно! Я двинулся от окна к ребенку.
— Ты кто? — спросил ребенок шепотом.
— Я Муха, — шепотом ответил я.
— Врёшь!
— Нет. Залетел Джокера проведать.
— А так ты к папке прилетел?
— Ну да, я всегда забочусь о нём.
— А ты стало быть сын Джокера.
— Нет, не сын.
— Ты же сам сказал, Джокер твой папа?
Ребенок захихикал.
— Какой ты глупый, я не сын, я дочь.
— А почему ты тогда не вместе с мамой и другими тетями?
— Потому, что маленькая. Мы дети все вместе живем.
— А где твоя мама?
— Там… — неопределенно махнуло чадо рукой, — А тебе зачем?
— Да вот хочу её тоже проведать.
— Я папе расскажу, и он тебе глаз вырвет, — грозно сказала девчонка.
— Тихо, — зашипел я, — других разбудишь, папа тебя заругает.
— А я тихо… — сбавила тон девчонка.
— И вообще спи, давай, мне улетать пора.
— А ты, правда умеешь?
— Конечно, сейчас схожу к твоему папе и улечу.
— Нет! Ты при мне улети!
— Ладно, вернусь и улечу отсюда при тебе. Идет?
— А ты не обманешь?
— Чтоб мне девчонкой стать, не обману.
Ребенок захихикал.
— Ладно, спи давай, я пошел. Как вернусь, разбужу и покажу, как летаю.
— Ладно, — смилостивилось чадо.
Я тихонько прикрыл дверь детской и перевел дыхание. Славная девчушка у Джокера подрастает. Вот только выспрашивать у неё, где женщин держат, опасно. Будем ориентироваться по неопределенному жесту — там. Скорее всего, в соседних комнатах. Я как-то днем точно видел женщину в окне третьего этажа. Самое смешное, что девчушке я не соврал, веревка то за её окном болтается. По ней и уходить буду.
За дверью пыхтели, хорошо пыхтели. Сам любил так попыхтеть время от времени.
Два теплых силуэта слева от входа. Здесь есть у кого спросить и с кем поговорить, решил я, и скользнул за дверь. Дверь падла скрипнула.
— Какого…! — мужской голос из темноты.
— Такого, — ответил я, втыкая нож под лопатку мужику, а ладонью пытаясь поймать рот женщины. Она змейкой скользнула к стене, прикрываясь одеялом. Спихнув потный торс с кровати, я уселся рядом, держа лезвие ножа перед собой.
— Пикнешь, рядом ляжешь, — сказал я в полголоса, — ответишь на вопросы, не трону. Понятно?
Она это и так понимала. Потому как сдерживала невольный крик, зажав зубами кончик одеяла. На мой вопрос, быстро закивала головой.
— Где держат женщин Косого?
— Последняя дверь по коридору. Только там замок.
— Луиза там?
— Я не знаю кто из них Луиза.
— Кучерявая такая, с животом.
— Там, они все там.
— Вот и умница. Я сейчас уйду. А ты помолчи, пожалуйста. Не говори никому, не надо.
— Хорошо, — прошептала незнакомка.
— Тогда пока.
Я поднялся, и переложил нож в левую руку, взявшись за лезвие. Это на тот случай, если она вздумает крикнуть, нож я брошу. Летит он, к сожалению, медленнее крика. Она молчала. С бьющимся сердцем я закрыл за собой дверь, ожидая неминуемого пронзительного крика. Пронесло. Утер бисеринки пота со лба и двинул в конец коридора.
Замок оказался навесной и петли крепкие. Вставив в душку ствол, начал ломать, туда — сюда поворачивая и стараясь не шуметь. Эх, жаль, монтировки не захватил! Разе на тридцатом петли начали трескаться. На шум моей возни внутри зашевелились.
— Кто? — Голос из-за двери.
— Свои, — ответил я скрипя зубами.
— Какие свои?
— Да я это, Толстый.
Внутри словно эхом отозвались.
— Это Толстый! За нами пришли! Нас освобождать пришли!
— Толстый, а Косой с тобой?
— Со мной.
Хрясь! Петля лопнула. Я помог ей разойтись шире и, скинув замок, открыл дверь.
— Ну, что кумушки, соскучились? Луиза здесь?
Тишина. Оглушительно жужжал комар.
— Нет Луизы…
— ?
— Она рожать стала по дороге, и бросили её…
— Где бросили?
— Да кварталах в двух отсюда у ЦУМа.
— Живую?
— Баклан её … застрелил.
Меня словно по голове ударили. Что делать? Кого брать? И как, и что, и зачем? Надо решать и срочно.
— Собирайтесь девушки. Башмаки снимайте и на цыпочках за мной пошли.
Поведу их через детскую. Другого выхода нет.
— Муха это ты? — детский голос с койки.
— Я.
— А кто это с тобой?
— Эти женщины хотят со мной уйти. Ты не против?
— Зачем?
— Любят они меня.
Я подошел к окну и подергал за верёвку. Веревка дернулась в ответ. Косой на месте.
— Ты же обещал улететь?
— Ну, извини, — вздохнул я, — Не могу я четверых на руки взять, пешком уйдем.
— Обманщик! Сейчас папу позову! — надулось чадо.
— Не надо папу звать. Я их по веревке спущу. А сам улечу. Правда.
Не теряя времени я подсадил Марту на подоконник, и обмотав веревку ремнем всучил концы ей в руки. — Удержишься? — шепнул ей на ухо. — Не боись, там Косой подхватит.
Она кивнула и пропала внизу. Следующей перекинула ноги через подоконник Лена.
— Стой! Или сейчас закричу! — громогласно заявила девчонка. На соседней кровати рядом с ней кто-то завозился и проснулся.
— Юлька, кто это?
— Обманщик это и врун! — ответила Юлька.
Меж тем я лихорадочно соображал, что делать и что говорить. Воевать с детьми было выше моих сил. Подхватив полотенце со спинки кровати, я мотанул его вокруг верёвки и спровадил Лену.
— Никакой я не врун, сказал же, женщин отправлю и сам улечу.
— Ты чего, молчишь дура? У нас баб воруют! — противный, точно мальчишеский голос.
— А-а-а-а-а! — заорали они в две глотки. По коридору сразу захлопали двери, послышались шаги и голоса. А мне как не странно полегчало. Напряжение прошло. Подсадив толстую Светку, я достал пистолет и направил на дверь. Дверь распахнулась. Первый же влетевший, получив пулю, распластался в проходе. За его спиной услышав, выстрел хотели отскочить, но не успели. Двое, посчитал я про себя. Народ от дверей отхлынул и заголосил.
— У него ствол! Стойте! — заорал кто-то.
За стенкой бурно обсуждали, что со мной делать.
— Мочите его! Чего стали?!
— А если он детьми прикрылся?
Дальнейшее я не слышал, поскольку проснулись остальные детки и подняли такой визг, что я оглох напрочь. Киваю Ирке, мол, давай подруга двигай, шевели ножками. Но она вдруг отошла к детям и замотала головой.
— Я не пойду.
— Давай быстрее! Не бойся! Косой встретит!
— Да мне без разницы, косой или рябой надоели вы мне все!
— Ну и хрен с тобой!
За окном раздается автоматная очередь. Прячу ствол за пояс и прыгаю в распахнутое окно. ***
Картинки событий перемешались в моей голове, словно кто колоду перетасовал.
Вот Косой стреляет и орет: Суки! От случайной пули падает Светка. Мишка — Ангел с перекошенным лицом дергает затвор, а патронов нет. Мы бежим, пригибаясь и поминутно оглядываясь, волоча за собой женщин. Они прикрывают уши ладонями, волосы спутались и растрепались на бегу. Узнав, что Луизы больше нет… Косой решает остаться и прикрыть наш отход. Бью Косого по морде и тащу за собой. Потом картинки кончились.
Серый рассвет настигает нас. Погоня отстала. Они не ожидали, что мы так вооружены.
Если б они знали, что ушли мы пустые, догнали бы непременно. С рассветом поднялся ветер. Он дул нам в спину, ворошил кучи мусора, кидался опавшей листвой. Вот и наступило холодная половина года, которую старый Хаймович упорно именовал зимой. Начавшиеся дожди однажды кончатся, и придет засуха и пыльные бури, и если ты не запасся водой, то до начала следующих дождей можешь и не дожить. На душе у Косого у же началась засуха, и я не знал, будет ли у него дождь. Он высох и помертвел. Перебитую пулей руку, он кажется, не замечал. Не замечал ни холодного ветра, ни сбитых в кровь пальцев, ни косого, хлеставшего за шиворот дождя, ни скользкой грязи под ногами. Он падал, поднимался и шёл дальше и снова падал, и снова поднимался. Мы шли рядом такие же, как Федор полумертвые от усталости. Мишка тащил за собой, приволакивая правую ногу, беспрестанно морщась и шипя от боли. Марта с Леной растянули над собой куртку Косого, прикрывая ей головы и плечи от дождя.