Он отыскал взглядом лестницу на второй этаж. Крутая. «И скрипит, зараза!» — думал он, поднимаясь. Уперся руками в сколоченную из досок крышку и надавил. Что-то помешало ей откинуться. Он надавил сильнее, наверху что-то качнулось и рухнуло с оглушительным в тишине пустого дома звуком.
Андрей скорчился, вжался в лестницу, не зная, что делать. Зачем-то достал из кобуры маузер. Однако вроде никто не расслышал. Сунув оружие обратно, он снова налег на крышку. На этот раз она подалась относительно легко.
Откинув крышку, Андрей влез на второй этаж. Он оказался нежилым. В углу свалены обломки старой мебели, какие-то доски. На полу сено, видать для лучшей теплоизоляции. Под крышей небольшое окошко, судя по сполохам, выходящее прямо на площадь.
Развязав башлык и расстегнув верхние пуговицы полушубка, он выглянул на площадь. Рядом с огромным костром, разложенным из крупных досок, — несколько саней, запряженных понурыми лохматыми лошадками. В санях и вокруг костра — люди в военной форме, явно легкой для этих суровых краев. Обдрипанные шинельки, кирзовые сапоги. На большинстве маленькие круглые папахи, на некоторых фуражки. Все повязаны женскими пуховыми платками и еще какими-то тряпками. В руках винтовки без штыков, направленные на плотную группу крестьян чуть в отдалении.
Видимо, у них шли переговоры. Офицер со стеком что-то кричал этим людям, грозя затянутым в черную кожаную перчатку кулаком. Переводчик переводил. Мужики отвечали нестройным хором. До Андрея долетали только отдельные слова.
— …Батюшка, все подчистую выгребли…
— …Знает, что должно быть…
— …Под самое Рождество. Трех коров увели. Хлеба пудов двадцать. Самим жрать…
— …Будет расстреливать каждого десятого, если не дадите…
«Чехословацкий корпус, видать, — подумалось Андрею. — Приехали с деревенских еды требовать». Ну да. Рассказывал дед, как это было. Красные придут — хлеба давай, белые придут — хлеба давай. Потом снова красные. А потом уж и мужики от отчаянья и голодухи за топоры и вилы берутся. Если, конечно, те или другие раньше в расход не пустят за поддержку противоборствующей стороны.
Какое-то движение привлекло к себе его внимание. Мышь? Да нет вроде, что-то крупное. Он обернулся, потянулся за маузером. Из дальнего конца чердака, куда не долетал свет от костра, метнулась юркая тень. Нацелилась на крышку люка. Андрей прыгнул ей наперерез, навалился, подмял. Вдавил дуло маузера в теплое и податливое.
Хрупкая фигурка под ним замерла, затихла.
— Ты кто? — вполголоса спросил он. — От кого прячешься?
— От того же, от кого и ты, — ответил пойманный человек тоненьким голоском. Совсем юношеским.
— Если отпущу, орать и бегать будешь?
— А сам как думаешь?
— Понятно. Ладно, отпускаю, но учти… — Он для острастки надавил стволом пойманному на ребра.
— Ладно, не пугай, без тебя страшно.
Андрей отстранился, повнимательней вгляделся в освещаемое багровыми отблесками лицо.
— Девушка?! — вырвалось у него помимо воли.
— Ну да, — ответила она, поправляя на голове сбившийся платок. — А что?
— Ничего, неожиданно просто немного, здесь, в такое время. От кого?.. А, ну да. А это кто такие? Чехословацкий корпус?
— Они, собаки, — ответила девушка. — За едой опять прикатили. Голодно им, вишь.
— Лютуют?
— Эти-то? Нет, эти ерунда. Добром просят. Не то что каппелевцы, — производное от фамилии генерал-майора она произнесла с какой-то особой ненавистью. — Те бы уже давно каждого десятого расстреляли, а остальных выпороли.
— Тогда чего прячешься?
— Мне с ними все равно лучше не встречаться. А сам-то кто? Все спрашиваешь да спрашиваешь, а о себе не рассказываешь.
Андрей задумался. Почему она прячется от белочехов? По житейской причине — изнасиловать могут или вовсе убить? Или по политической? Как относится к красным? Стоит ли ей показывать мандат за подписью Ленина или просто сказаться отставшим от эшелона раненым, беглым дезертиром? Не, наверное, она все-таки против Колчака. А, была не была, решил он.
— Я комиссар Красной армии. Направлен в ваши края с особым заданием. Даже мандат есть, от самого товарища Ленина. — Он достал из сумки бумагу и помахал ею перед девичьим носом.
— Из самой Москвы, — ахнула девица. — И что, товарища Ленина видели?
«Товарищ? Это хорошо, значит, за красных», — рассудил Андрей.
— Да, видел пару раз, но мельком, а лично только один раз встречал, когда он мне мандат подписывал. Занятый он очень. Из своего кабинета в Кремле, почитай, и не выходит. Но мне поручение оформили.