либерализация розничных цен уже на первом этапе, ещё через 100 дней – вообще всех цен, открытие экономики внешнему миру, в том числе равенство иностранных инвесторов и российских, т.е. рекомендации «вашингтонского консенсуса» в полном объеме. Якобы через 400 дней основные задачи стабилизации экономики должны были быть решены, а в последние 100 дней должна была проявиться тенденция устойчивого роста, начало экономического подъема. С одной стороны, программа в своей научной аргументации как бы следовала модели неокейнсианской экономики. Вот нужно обеспечить в какой-то мере государственный спрос, чтобы поддержать штаны у предприятий, спрос со стороны потребителей, населения за счет индексации зарплат. Её поддержали международные авторитеты, Лоуренс Кляйн, Алекс Ноув. Но, совершенно понятно, что с точки зрения практической выполнимости это был чистый пиар-маниловский проект. Во-первых, в стране не было ни людей для её реализации … Никто не знал, что такое приватизация, рыночная экономика, как заставить либерализовать цены, как их ограничить, устанавливать потолки цен, кто этим будет заниматься. Не было ни людей, ни институтов, которые могли это реализовать, тем более за 500 дней. И было понятно, что в силу возникшего бардака программа захлебнется уже на первых тактах, как начала уже захлебываться программа Бальцеровича. Она была ненамного более шоковая, чем программа «500 дней», и результаты были видны. Кроме того, в этой программе была заложена очень мощная разрушительная идея, которая была абсолютно не приемлема для сторонников сохранения СССР. Была идея экономического союза суверенных республик. Фактически, по организации программы ясно было, что речь идет о конфедерации республик, о конфедеративном равенстве. В итоге в октябре 1990 года Верховный Совет СССР обсуждал обе программы, отверг программу Явлинского, но с подачи Горбачева предложил скрещивать ужа с ежом. Академику Аганбегяну было предложено на основе двух программ разработать совместную компромиссную программу. Понятно, что никакого компромисса здесь быть не могло. Разработчики обеих программ об этом сразу отчетливо и решительно заявили. Это была ещё одна мертворожденная идея. Но в этот момент группа Ельцина заявила, что будет реализовывать программу «500 дней». Это опять была чистая пиар-акция, потому что программа была союзная и учитывала участие республик. И одна Россия не могла её реализовать. Это всё как-то так захлебнулось. 17 октября Явлинский подал в отставку с поста зампреда Совмина России и после путча 91-го года пошел к Силаеву, но одновременно проталкивал программу «Согласие на шанс», якобы для Союза. Программа разрабатывалась в Гарварде, суть её – западные, американские консультанты на американские инвестиции должны руководить рыночными преобразованиями в Советском Союзе. Это тоже всё тихо померло. Программу Явлинского в определенной мере поддерживала старая Европа, которая страшно боялась неожиданных, резких преобразований в СССР. Она понимала, что Америка далеко, а у Советского Союза очень много ядерного оружия, тактического и стратегического. И в ситуации разваливания СССР бомбы могут упасть на Европу. Тем не менее, это всё сдохло. А параллельно была третья группа с программой Гайдара. Складывалась она тоже очень медленно. Она в наибольшей степени была ориентирована на неолиберализм и монетаризм, на максимализм американской группы экономистов неоклассического «разлива». Это Милтон Фридман, Джеффри Сакс, Аслунд и т.д., которые считали, что переход к рынку может произойти вполне сам собой, что главное – создать некую макроэкономическую рамку за счет управления денежной эмиссией и ставками Центрального банка, чем подавить инфляцию, либерализовать во всех направлениях экономику. А дальше невидимая рука рынка довольно быстро всё устаканит и сделает оптимальный экономический порядок. Это был наиболее радикальный извод рекомендаций «вашингтонского консенсуса», который многие авторы «вашингтонского консенсуса» отказывались признавать в качестве нормы. Там были всё-таки люди разумные и понимающие, что институты нужны и без них ничего не получится. Но, тем не менее, команда Гайдара вывесила на флаг примерно такую программу. Форсированная либерализация большинства цен с минимальным количеством осторожно регулируемых, полная свобода предприятий в программах выпуска и производственных связях, форсированная приватизация, отказ от гос. кредитования предприятий, форсированная либерализация внешней торговли и валютных обменов. Теоретическое знамя этой группы – школа Гарварда, «гарвардские мальчики». Консультировали Гайдара эти «гарвардские мальчики» с Джеффри Саксом. Но, с самого начала реформы Гайдара пошли даже не по «вашингтонскому консенсусу» и даже не по рекомендациям «гарвардских мальчиков». Императивом гарвардской программы форсированного шока было подавление инфляции. Команда Гайдара начала активнейшим образом инфляцию разгонять. После этого Джеффри Сакс и Андрес Аслунд в своих публикациях оправдывались, что они не виноваты. За командой Гайдара стояла определенная элитная группа, российская группа, которая вовсе не собиралась заниматься созданием свободного, эффективного рынка и справедливой приватизацией. Эта команда должна была за счет гиперинфляции … А в 92-е году шоковая инфляция при Гайдаре достигла 2600 %, были фактически обнулены сбережения населения и счета предприятий по обеспечению текущей деятельности, оборотные фонды. В России не осталось ни экономических субъектов, ни граждан, которые были в состоянии вложить деньги в приватизацию. У кого в этот момент деньги были? Первое, у тех кланов разного сорта, ВПКшных, партийных, хозяйственных, которые успели вывезти часть денег за рубеж в виде вкладов в зарубежные банки. И у тех теневиков, деятелей криминальной экономики, которые также успели осуществить подобные операции в рамках кооперативов и совместных предприятий, разрешенных в 1988-89 гг. Вот под них, нужным людям, причем за бесценок, предназначалась приватизация с обесцененными активами. Это и было, по большому счету, то «вскрытие консервной банки», о котором мне когда-то говорил один зарубежный собеседник на международном семинаре.