* * *
Клятва президента Б. Ельцина: Граждане Российской Федерации, клянусь при осуществлении полномочий Президента РСФСР соблюдать Конституцию и законы РСФСР, защищать ее суверенитет, защищать свободы и права человека и гражданина, права народов РСФСР и добросовестно исполнять возложенные на меня народом обязанности.
* * *
Окончательная редакция «Договора о Союзе суверенных государств» была опубликована в газете «Правда» 15 августа. Подписание было намечено на 20 августа 1991 года.
Кургинян: ГКЧП – одна из самых трудных тем в нашей истории, поэтому рассказывать об этом тяжело, опять-таки ещё и потому, что очень трудно многое доказать. Те люди, которые могли бы поведать об этом из первых уст, уже ушли в небытие и никогда ничего не расскажут. Я очень близко знал этих людей или часть из них и могу рассказать о том, о чем редко эти люди говорили. Первая модель ГКЧП состояла в том, чтобы мягким или жестким путем отстранить от власти Ельцина и защитить Горбачева. Горбачев был совершенно не против такого ГКЧП. И когда в пьяном виде спускаясь с трапа (самолета), он называл участников ГКЧП чудаками на букву «м», то он имел в виду именно это, что чудаки на букву «м» сделали совершенно другое, совсем не то, что он предполагал. Кстати, об этом написал Валентин Павлов в своих мемуарах. Он говорил, что «мы должны были физически ликвидировать Ельцина, после чего Горбачев ликвидировал бы нас, разгромил бы нас, но Ельцин как препятствие исчез и можно было бы продолжить Новоогаревский процесс». Главное тут – Новоогаревский процесс! Все члены ГКЧП понимали, что если они уберут Ельцина как преграду на пути Горбачева и оставят Горбачева, то Горбачев так развернется, что по отношению к нему Ельцин окажется меньшим злом. Но была группа людей, которая считала «ну, сделаем так, ну, всё равно Горбачев образумится и всё прочее». Хотя другая группа людей очень не доверяла тому, что Горбачев образумится, понимала, что Горбачев вписан в какую-то невнятную международную обойму и если он затеял этот процесс, то он доведет его до конца. Вообще Горбачеву к этому моменту никто не верил, никто не хотел на него работать. Потому что все понимали, что те, кто на него работают, горят один за другим. На Кавказе, в Прибалтике и так далее. Выполняют его поручения, а потом он говорит, что ничего подобного не поручал. И люди оказывались под очень сильным ударом разных сил, иногда и предельным. Но вот эта группа, которая хотела сработать на Горбачева, была. Но, по-видимому, она была всё же в меньшинстве. Вторая группа, как это ни странно, хотела сыграть на Ельцина. Да, да, группа, находившаяся в ГКЧП, от отчаяния, от понимания того, что выбирать нужно между Новоогаревским процессом и ельцинской уменьшительной русской великодержавностью, хотела сыграть на Ельцина. В двух вариантах. Один вариант предлагался очень высокими лицами в окружении Павлова и был проработан до конца. Согласно этому варианту Ельцин должен был стать президентом Советского Союза. С моей точки зрения это был оптимальный вариант. Потому что, схватившись за Советский Союз, Ельцин власть никогда бы не отдал, всё привел к одному знаменателю. Властного инстинкта у него было достаточно для этого. Те реформы, которые бы начались, никогда не были бы реформами Гайдара, просто по причине того, что нужна была бы выборная единая власть, пространство было слишком разнородное, здравый смысл в каком-то смысле победил бы. Осталась бы территория, рано или поздно установился бы вменяемый порядок. А потом история отыгралась бы туда, куда она должна была отыгрываться. С Ельциным мы уже договорились, мы всё проработали. Это была самая интересная группа, и она привлекла самое пристальное внимание человека, который руководил всем, что происходило в ГКЧП. Это был Владимир Александрович Крючков. Была вторая группа, которая говорит, что, ладно, быть может Ельцина не удастся сделать президентом СССР, давайте отдадим ему Россию, он в ней проведет жесткие реформы. Русский народ разочаруется в капитализме достаточно быстро. Тогда процессы повернутся назад, Россия войдет в нормальную колею, к ней присоединятся остальные республики в том виде, в каком надо и всё будет сделано. Этот проект назывался «ёж», по строчкам из стихотворения, которое написал Ю.В. Андропов после первого инфаркта: «и постигаешь истину конкретно, когда вдруг сядешь голым задом на ежа». Он имел в виду свой инфаркт. Но «ёж» – это был еж капитализма, на который должен был сесть голым задом народ и, разочаровавшись в этом деле, сразу вернуться в социализм. Это была очень широко обсуждаемая версия, она казалась очень умной и её творцы, часть из них уже умерла, часть ещё жива и вполне процветает, потом бегали ко мне и спрашивали в 93-94-95 годах: «А где замер снизу?» Почему народ, так сильно севший на ежа, по всем правилам и так, как было надо, почему он не реагирует? Откуда отсутствие болевых реакций, замера снизу. Итак, эти группы, которые хотели либо «ежа», а значит, были готовы на то, чтобы распустить Советский Союз, как они считали, временно, чтобы обеспечить разочарование русского народа в капитализме, потому что в противном случае что делать? Что делать? Упования, действительно, были очень велики и были связаны с фигурой Ельцина и т.д. и т.п. Ну, убрали его, все эти упования загнали внутрь, мятежи начнутся в декабре 1991 года, максимум, в феврале-марте 1992 года. Что дальше с этим делать? С забастовками и всем прочим? Что предложить людям? Коммунизм? А они уже облизнулись на капитализм? Какой-то смысл в том, что эти люди говорили, был. Третий вариант состоял в том, чтобы убрать обоих – и Горбачева, и Ельцина. Утвердить какой-то разумный проект, спасти Советский Союз, ввести в берега всех этих деятелей, начать разумные реформы. Вот Шенин, например, до конца верил, что только так и надо делать. Надо убирать обоих, становиться у руля, народ не восстанет, поверит, вернется в лоно великих идей и страна заживет хорошей жизнью. Конечно с рынком, конечно с преобразованиями, которые необходимы. Никакого застоя мы не допустим, но в целом всё будет по-социалистически. Вот эта группа Шенина, несколько групп, связанных с Павловым, группы, связанные с Горбачевым, и группы, которые делали параллельные ставки. Они тоже существовали. На второй день люди, которые бегали в американское посольство и говорили о том, что коммунисты готовят нечто страшное, стали приходить к членам ГКЧП и предлагать себя на роль диктаторов. Это просто клинический факт. Решался вопрос в частности в тех немногих силовых подразделениях, которые были готовы действовать. Было понятно, что нужно действовать, если уж взялся за ГКЧП. И эти подразделения уже правили бал сами. Они выдвинули предложения, которые для тех, кому они были выдвинуты, оказались абсолютно неприемлемы. Эти предложения касались установления диктатуры одних из членов ГКЧП, при том, что участь других членов ГКЧП была бы весьма прискорбной. Назвать эти предложения моральными невозможно. И то, что они были отвергнуты теми, кому они были сделаны, с моральной точки зрения делает им честь. Но с политической точки зрения это повлекло за собой гигантские бедствия и тот, кто их отверг, до конца жизни очень много думал о том, зря он это отверг или нет. Что тут было правильно с высшей точки зрения. Но главное дело заключалось в том, что и адресаты этих предложений, и те, кто их делали, и все остальные члены ГКЧП ни на что суперрешительное были не готовы. Это были либо администраторы, которые хотели простых и ясных спасительных решений, а таких решений не было. Либо игроки, которые были готовы передвигать фишки по полю и которые были не готовы сделать отчаянный, авантюрный шаг, да ещё обильно политый кровью. Это обращает нас к теме Наполеона, который наблюдал за французской революцией и говорил, что ему достаточно одного батальона, чтобы разогнать всю эту сволочь. Но это ему нужен был один батальон, человеку, беспредельно готовому действовать и находившемуся вне системы. А тем, кто находился в системе, они к тому моменту уже пропитались внутренней исторической слабостью самой системы. В этом было что-то гуманистическое. Они действительно не готовы были к пролитию крови. Крючков не был готов к пролитию крови ни своих соратников, ни населения. Он был в близких отношениях с Цзян Цземинем, руководителем Ки-тая, и даже его убеждал, что Тяньаньмэнь – неправильно. Тот его слушал, кивал, его уважал. Вот, знаете, сложное чувство бывает. Вроде бы люди из организации, которой в другие времена убить человека – что зубы почистить. А к этому моменту – нет, уже не хотят, не могут. Внутренний исторический паралич. Не ощущают окончательного исторического права на что-либо подобное. Они выбиты из седла перестройкой, этим сломанным хребтом. Сломали хребет не только народу, но и им. И вот это внутренняя слабость, морально вызывающая самые теплые чувства, а политически, метафизически, экзистенциал