— Кроме пыток, есть другие способы заставить вас говорить. Например, вот этот. — Имрам Магамедов посмотрел на Али. Гадаев вытащил из кармана плаща черный треугольник диктофона и нажал клавишу воспроизведения.
„…Знаешь, что такое БЖРК?“ Голос принадлежал высокопоставленному чиновнику. „Конечно, я почти десять лет отдал этим рефрижераторам…“ Голос Принцева звучал с предательской подлинностью. „Подробно расскажи о комплексе…“
Дальше шел монолог Принцева, содержание которого даже по нынешним демократическим меркам тянуло на „высшую меру“.
— Довольно, — прекратил трансляцию Магамедов, его лицо снова излучало доброжелательность. — Вот и получается, Валерий Леонидович, измена государству, а это, должен вам заметить, не измена жене.
— Но… но как же так, — растерянно бормотал Принцев.
— Довольно. — Бывший милиционер-оперативник прекрасно знал, как добивать допрашиваемого. — К тому же деньги, которые вы регулярно получали, как бы это сказать, не совсем чистые, бандитские они.
— Боже мой. — Майор обхватил голову руками и застонал.
— Берите деньги и скажите то, что нас интересует. Мы даем вам заработать, чтобы потом заработать самим. Хотим немного потрясти державу. — Имрам Магамедов расстелил на журнальном столике карту железнодорожных путей России и почти ласково добавил: — Со своей стороны могу вас заверить, Валерий Леонидович, все будет так сделано, что подозрения падут не на вас. Естественно, будет проверка, подозрения, а дальше все будет зависеть от вашей выдержки.
— После того как я все расскажу, вы меня убьете? — облизав пересохшие губы, спросил Принцев.
— Зачем же? — Экс-оперативник широко улыбнулся. — Уничтожение секретоносителя сразу же высвечивает интересующее направление.
Довод был довольно убедительным, гибель диспетчера неизменно повлечет за собой расследование „особого отдела“ по всем направлениям и обеспечение дополнительной безопасности БЖРК. Это была гарантия личной безопасности майора.
— Давайте карту, — наконец согласился Принцев. У него была фотографическая память (одна из причин, почему он попал в разработку), и для него не составило большого труда обозначить расположение подвижных ракетных комплексов.
Через полчаса обе стороны расстались, довольные друг другом. Только Али Гадаев, прежде чем выйти из комнаты, приложил указательный палец к виску и произнес: „Пуфф“. Валерий криво ухмыльнулся, нет, стреляться он не будет. Изменник оценивал сложившуюся ситуацию: „Что ж, генералом мне не стать. Но и жизнь на этом не заканчивается, подожду полгода-годик, потом уволюсь. Разведусь, сын уже взрослый, пусть сам устраивается. Захвачу Ларису и айда в провинцию, деньги есть, — его взгляд упал на раскрытый кейс, в котором лежали тугие пачки стодолларовых банкнот. — Займусь бизнесом. Как говорится, начну жизнь с нуля“.
Капитан Иваненко, как обычно, проснулся за полчаса до звонка будильника, эта привычка была у него выработана годами. Еще с училища, на сколько бы ни была назначена побудка, он просыпался за полчаса. Закинув руки за голову, любил Юра Иваненко, глядя в уютную темноту, под негромкое сопение спящих думать, мечтать.
Только последние несколько лет думы его были горькими как полынь, а мечтать он вовсе перестал…
В офицерском общежитии было собрано с полсотни летчиков-истребителей со всей „незалежной“ страны „для переподготовки“, как значилось в направлении. Хотя какая, к черту, переподготовка, самолетный парк не обновлялся с самой Беловежской Пущи, а налет часов у каждого пилота курам на смех. Вот и сидят крылатые асы на лекциях, и кто не спит, тот слушает, а рассказывают все больше о тактико-технических данных самолетов блока НАТО.
Кроме неудовлетворенности службой и вечной нехваткой денег, была еще одна рана, которая болела и не хотела зарубцовываться. Боль эта звалась Алексеем, Лешей, сыном единственным. Вспомнив про Алешу, Иваненко от бессилия заскрежетал зубами. Вроде никто не виноват, просто жизнь так повернулась.
Нина не выносила жару, а в Казахстане, куда направили Юрия Иваненко по окончании летного училища, было жарко. Рожать решила на родине, в Припяти, где жили ее родители. Уехала в марте, а двадцать шестого апреля взорвался четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС. Население из близлежащих населенных пунктов эвакуировали, объясняя это учениями по гражданской обороне. Нине до родов оставался месяц.
Алеша родился крепким, с виду здоровым ребенком, и врачи, обследуя его, не находили никаких отклонений. Но облучение умеет ждать. Первыми стали прихварывать старики, родители Нины. Потом и она стала недомогать. Когда Юрий перевелся на Украину, тесть с тещей уже покоились в земле под скромными деревенскими крестами. Нина вроде оправилась от болезни, но врачи сказали, что детей она уже не сможет иметь. Тут и Алеша заболел, стали ноги отказывать.