Представитель военной прокуратуры, который должен оформлять "правовое применение оружия", по трупам на лестнице так и сделал, а вот с убитым в джипе вышла заминка.
— Это не вынужденная защита, это убийство. Возможно, преднамеренное, — авторитетно заявил прокурорский следак. — Будем заводить "дело"…
Сейчас, стоя возле подполковника Бородина, старший лейтенант вспомнил об этой фразе, которая была страшнее любой боевой операции.
— Юрий Иванович, так что насчет "дела"? — тихо спросил Иван Филипенко. Судьба курсанта, застрелившего водителя джипа, и его как руководителя операции висела на волоске.
— А что с "делом"? — почти искренне удивился подполковник и усмехнулся. — "Дело" закрыто за отсутствием состава преступления.
— А следак?
— Следак? — переспросил Бородин и еще шире улыбнулся. — А следак сейчас собирает вещи, ему предстоит веселый круиз по гарнизонам и заставам российского Заполярья с инспекцией насчет внеуставных взаимоотношений. — Подполковник пристально посмотрел на старшего лейтенанта и тихо сказал: — Когда само государство в опасности — юридические тонкости можно опустить. — Отвернув рукав, взглянул на наручные часы и с раздражением проворчал: — Черт, когда же они приведут Гадюку?
Его словно подслушивали, дверь тихо скрипнула, и в комнату для допросов ввели Али Гадаева. Вид у преступного авторитета был далеко не праздничный, мятые брюки, разорванный на спине пиджак, несвежая рубашка без пуговиц. Глаза Гадюки бешено горели, а по заросшим густой щетиной щекам бежали капли пота.
Ни один мускул на лице подполковника Бородина не дрогнул, но про себя он уже отметил — у задержанного начиналась наркотическая ломка, он из последних сил пытался владеть собой.
Войдя в помещение, Али привычно прошел к столу, сел на табурет и, криво ухмыльнувшись, тихо произнес:
— Ну?
— Поехали, — кивнул старший чекист. — И так как время дорого, мы опустим все незначительные детали: имя, фамилия, дата рождения и тому подобное. Переходим к главному…
— Подожди, начальник, — Гадаев бесцеремонно перебил Бородина. — Не гони коней. Я — вор в законе, меня короновали в "Белом лебеде" воры всесоюзной сходки. И по воровскому закону ни один законник не пойдет на сотрудничество с властями. Так что не трать, начальник, на меня время. Ничего не скажу, хоть режь.
— О-о, да, — утвердительно кивнул подполковник и даже понимающе подмигнул задержанному. — Ты, Гадюка, не только уголовный элемент, ты — горец. Вайнах, железный человек.
При слове "вайнах" Али невольно вздрогнул. Бородин это отметил, но заострять внимание не стал, продолжив разговор. — Ты никогда не пойдешь на сотрудничество с властями, даже если на твоих глазах расстреляют Лейлу и Фатиму, или начнут резать на куски маленького Джафара, последнего мужчину из тейпа Гадаевых.
Чекист говорил медленно, наблюдая за реакцией уголовника. Пот обильно бежал по лицу Гадаева, мутными дорожками стекая на шею. Услышав имена своих родственников, чеченец поднял на подполковника налитые кровью глаза, его тело затряслось мелкой дрожью.
— Но я не фашист, — неспешно вещал Бородин, — чтобы тиранить невинных. Даже и к тебе, Гадюка, не стану применять "интенсивную терапию" допроса. Знаешь, почему?
— Ну и почему? — прохрипел Али Гадаев.
— А вот почему, — Бородин выложил на стол большой пластиковый шприц с тягучей мутной жидкостью. Тонкая игла была закрыта длинным колпачком из зеленой пластмассы. — Что это, думаю, тебе известно. И, как мне кажется, тебе хочется отведать этой амброзии. Или нет?
При виде шприца тело криминального авторитета забилось еще сильнее, пот уже градом катился по лицу, дрожащими губами Али пробормотал:
— Дай уколоться, начальник. Потом поговорим.
— Говорить не о чем, — отрезал подполковник. — Меня интересует только боеголовка с ядерным зарядом на пятьсот килотонн. "Баян" получишь, когда все скажешь. Ну?
— Дай уколоться, все скажу, — прошипел чеченец.
— Честно?
— Честно, честно, — закивал головой Гадюка, не замечая иронии в словах чекиста.
Стоящий за спиной подполковника Иван Филипенко приложил ладонь к губам, скрывая улыбку, его нисколько не волновал моральный аспект происходящего. "В любви и на войне все способы хороши". Но того, что произошло дальше, старший лейтенант никак не ожидал.
Бородин взял со стола шприц и протянул его уголовнику:
— Держи, Али.
Уже ничего не соображая, Гадаев вскочил с табуретки, схватил шприц, зубами сорвал колпачок, выплюнул, широко раскрыл рот и одним движением вонзил иглу под язык. Инъекция была произведена настолько профессионально и буднично, что у обоих оперативников возникло предположение: уголовник этот фокус проделывал не единожды. Аккуратно положив опустевший шприц на стол, заметно покачиваясь, Али устало опустился на табуретку.