— А вы смогли еще что-нибудь заметить, помимо светового столба, лучей и рвов с карнизами? — полюбопытствовал Питер.
— Пока нет.
— Вы нормально дышали, ничего не заметили необычного в воздухе? — продолжал Питер. — Может, какой-нибудь запах, высокая влажность, тепло или холод, короче, что-нибудь необычное?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Может, нам все-таки следует взять пробы воздуха, — предложил Питер, — так, для уверенности. Вообще-то нам следовало бы сделать это раньше. У меня, конечно, не так много опыта в практических исследованиях на местности, как у Патрика. Но это обычная процедура, которую применяли и при исследовании египетских пирамид. Воздух может оказаться отравленным. Так, в гробнице Тутанхамона были сконцентрированы споры плесневых грибков, сослужившие дурную службу неопытной экспедиции Картера… Вы наверняка слышали о «проклятии фараона».
— Вы серьезно полагаете, что наша пещера может быть отравленной?
— Мы не можем исключить такой вариант. Я, конечно, не физик, но то, как вы описываете загадочное свечение, говорит о том, что в воздухе находятся какие-то подвижные частицы. Иначе лучи вряд ли были бы видимыми? А вдруг в воздухе есть испарения, похожие на густой туман? И испарения эти исходят отнюдь не от воды и опасны для здоровья? Я за то, чтобы мы все-таки взяли пробы воздуха и прямо сегодня сделали анализы.
Штефани посмотрела на Патрика.
— А вы что думаете по этому поводу?
— По большому счету Питер прав. Гробницы или другие закрытые помещения обладают собственным набором микроорганизмов. И на протяжении веков там могут накапливаться ядовитые вещества. С другой стороны, может быть и обратный эффект. Если, к примеру, в закрытое помещение проникает свежий воздух. Или даже одни человек, вошедший внутрь, своим теплом или принесенной влажностью может нарушить микроклимат. Тогда в считанные дни веками хранившиеся рукописи истлевают, а наскальные рисунки разрушаются и исчезают. Все это уже было в истории археологии. И, если сначала исследовать воздух, то этого можно избежать. А кроме того, по концентрации находящихся в воздухе отравляющих веществ или тяжелых металлов, можно судить о том, когда в последний раз был контакт с окружающим миром. И это, на мой взгляд, намного интереснее. Правда… — на секунду он замолчал, — правда, в нашем случае речь идет всего лишь о дыре в скале, имеющей выход на улицу. То есть, по большому счету, это никак нельзя сравнить с герметично закрытой гробницей, в которой на протяжении пяти — шести тысяч лет лежало высохшее тело человека.
— И что же, по-вашему, нам следует делать? — спросила Штефани.
— Если честно, — ответил француз, — я до сих пор уверен, что это совершенно безопасно. Я все еще верю в то, что где-то здесь кроется защитный механизм, который работает просто превосходно и может отключить эффект прохода. Мы нашли все необходимые знаки и строго придерживались их. Во всем на свете есть смысл. Мы нашли нужный ключ и смогли пройти сквозь врата. Я даже представить себе не могу, что тут есть еще какая-то ловушка.
— Я согласна с вами. Питер, вы согласны с тем, что мы можем продолжить?
— Что мне вам сказать на это? — он пожал плечами. — Очевидно, вы сговорились и убедили меня тоже. Одного я только не могу понять, Патрик, почему вы так уверены?
— Называйте это инстинктом.
— Инстинкт? Может, на восточном базаре с его помощью и можно делать бизнес, но мне совсем не хочется, чтобы от него зависела жизнь Штефани или наша с вами.
— Послушайте, Питер, конечно, я не всегда могу быть примером для подражания. Но до сих пор я всегда мог положиться на собственный инстинкт самосохранения. И на этот раз он говорит мне, что дело надежное. Это как… — он искал подходящее слово, — как внутренний голос. Внутренняя уверенность, если хотите. Такое чувство, что я всегда это знал.
— Что, простите?!
— Да, увы, лучше объяснить не могу. У меня ощущение, что мы все делаем правильно. Словно так и должно быть.
Питер покачал головой.
— Что ж, очень жаль, но при всем моем уважении, я не могу согласиться с вами. Вы уверены, что с вами все в порядке?
Патрик посмотрел сквозь Питера.
— Я вот подумал, — сказал он вполголоса, словно не хотел потерять важную мысль, — ведь Штефани открыла ворота. Она и была тем самым ключом, и теперь мы все можем войти внутрь… Конечно! Архивы знаний открыты! — он вдруг пристально посмотрел на Питера. — Вы понимаете, архивы знаний наконец-то открыты!
Успокаивая коллегу, тот поднял руку.
— Медленнее, медленнее…
— Ничего не медленнее, пойдемте! Теперь и мы с вами можем войти туда, — он схватил Питера за руку и неожиданно потащил его к проходу.