После короткого отдыха мы повторили, а потом ещё раз и ещё. Уже засыпая, Марика поцеловала меня, положила голову мне на грудь и прошептала:
— Спасибо, Саня. Эта ночь лучшая в моей жизни. Если у нас родится мальчик, я назову его твоим именем.
— А если девочка?
— Я дам ей имя Любовь, пусть она всегда напоминает мне об этой сказке.
Удивительно, говорят, мужчины после секса всегда хотят спать, а мне, наоборот, не спится. У меня всегда такой прилив бодрости после этого, что я горы готов свернуть. Может, я неправильный какой, а?
Марика мирно посапывала у меня на плече, а я пялился в потолок и никак не мог заснуть. В попытках справиться с бессонницей я взялся считать баранов, но, когда счёт перевалил за тысячу, бросил никчёмное занятие.
Осторожно убрав руку из-под головы Марики, я встал с кровати, оделся и, стараясь не шуметь, покинул спальню.
Вопрос, где провести остаток ночи? — для меня не стоял. Вернувшись в кабинет Валленштайна, я разворошил угли в камине, подбросил дров. Присев на корточки перед очагом, раздул пламя и, когда оно, потрескивая, заплясало на поленьях, взял со стола записную книжку барона. (Её я заблаговременно положил туда, когда забирал канделябр перед тем, как идти на кухню).
Сидя в кресле, я перелистывал страницы в надежде найти какой-нибудь знак или хотя бы намёк на дальнейшие действия. Вдруг я что-то упустил, не заметил, читая её раньше. Фабрика разрушена, Марика спасена, а я ни на йоту не приблизился к возвращению домой. Значит, здесь не всё ещё сделано, я не достиг поставленной цели, и путь назад для меня закрыт.
Не достиг цели… Хорошо, а кто-нибудь сказал мне: в чём она заключается? Что я должен сделать? Гитлера убить, чтобы занять его место и повернуть ход истории в другую сторону? Самому поучаствовать в этой войне? Или найти браслет и расправиться с ним, как Фродо с кольцом в романе Толкиена?
Я внимательно вчитывался в каждое слово, изучал каждый рисунок до мельчайших подробностей, тщетно силясь найти скрытый смысл. Зря! Его там просто не было.
Устав от бесполезного занятия, я ещё раз бегло перелистал книжку и повернулся в кресле, чтобы положить её на стол. Неожиданно она выпала из рук и шлёпнулась на пол страницами вниз.
Я наклонился за ней, хотел захлопнуть, но что-то заставило меня взглянуть на открытые страницы. Получалось сродни гадания на книгах. В детстве я часто этим баловался: брал любой том из шкафа, раскрывал наугад, загадывал номер строки сверху или снизу, и смотрел, что ждёт меня в будущем.
Я замер, наткнувшись на любопытную запись:
«Чёртов Сталинград! Холодно, голодно и постоянно стреляют. Пули всё время свистят где-то рядом, заставляя вжиматься в промёрзшую землю и прятаться за любым укрытием.
Русские совсем не дают покоя. Каждый день атакуют, несмотря на потери. Мы их столько уже положили, а они всё идут и идут! Убьёшь одного, взамен приходит двое, убьёшь этих двоих — приходят четверо, и так до бесконечности. Если это будет продолжаться и дальше — Германия долго не продержится.
Но ничего, у меня есть способ всё исправить. Сегодня, 27 декабря 1942 года, — величайший день в истории. Сегодня исполнится мечта всей моей жизни, сбудется всё, о чём я грезил долгие годы, к чему шёл, замерзая в горах, проводя дни и ночи за лабораторным столом, переживая из-за каждого неудачного эксперимента и радуясь самому незначительному успеху. Сегодня свершится возмездие и меня радует мысль, что это я приложил к этому руку. Это я создал основу будущего мира и это мне предстоит править им вместе с…»
Последнее слово я не успел прочитать. Буквы задрожали, расплылись, как расплываются чернила от капли воды. Чуть позже и остальные строчки исчезли, словно их здесь никогда и не было.
Я поморгал, внимательно осмотрел страницу с обеих сторон. Она была девственно чиста и ничто на ней не напоминало о недавнем видении. Покачав головой, я еле удержался от соблазна покрутить пальцем у виска. Двадцать седьмое декабря послезавтра. Как я мог прочитать о нём сегодня, да ещё и в настоящем времени? Бред!
Так! Это всё от переутомления, сейчас перемешаю угли в камине и спать. Завтра будет трудный день. Надо придумать: как вытащить отсюда Марику и как вернуться домой самому.
Я взял кочергу, присел перед камином, помешал горящие угли. Огонь затрещал, за низкой решёткой полыхнуло пламя. В следующий миг рыжие языки взметнулись к закопчённому своду и сплелись в рогатую голову демона — любовника Сванхильды. Изрыгая дымные клубы, огненная пасть распахнулась с оглушающим рыком. Я даже испугаться не успел, а она уже нависла надо мной и проглотила, как рыба наживку.
Всё произошло настолько стремительно, что я не успел ничего понять. Ещё недавно я был в кабинете Валленштайна, а теперь очутился непонятно где, висящим в воздухе в сотне метров от земли. Невесомость мгновенно кончилась — и сила тяжести сразу взяла своё. Барахтаясь, как младенец в воде, и громко крича, я рухнул на землю, полежал несколько секунд, приходя в себя, встал. Сначала на четвереньки, потом во весь рост. Огляделся.
Я как будто попал в Инферно. Вокруг всё в багряных тонах, для полноты картины не хватает кипящих лавой вулканов, горячего пепла с кровавого неба, бродящих повсюду грешников, вернее того, что от них осталось: полуистлевших скелетов с кусками гниющей плоти. Приглядевшись, я заметил, что нахожусь на всё той же старушке Земле, только восприятие мира изменилось, словно я смотрел на него сквозь красные светофильтры.
Я оказался посреди перепаханного взрывами, изрытого гусеницами танков, поля. На горизонте видны обгоревшие остовы домов, за спиной возвышается какой-то курган, весь в уродливых шрамах траншей и фурункулах капониров. В воздухе висит полное безмолвие. Звенящая тишина действует угнетающе, словно предрекая грядущую беду.
Неожиданно твердь под ногами задрожала. Раздался далёкий грохот, и на пределе видимости показалась серая туча пыли. Она быстро приближалась. Через некоторое время я уже смог различить мчавшиеся вперёди танки и отставшие от них точки пехотинцев.
Не сбавляя ход, стальная лавина огрызнулась огнём. Послышался нарастающий свист, и земля за моей спиной встала на дыбы. Тем временем железная армия дала ещё один залп. Последовавшее за ним землетрясение едва не сбило меня с ног, а просвистевшие вблизи осколки чуть не отправили на тот свет.
Сзади раздался рёв тысяч и тысяч глоток, лязг металла, рокот двигателей, грохот выстрелов и громыхание взрывов. Впереди тоже всё взрывалось и горело.
Прошла мучительно длинная минута, и я очутился в центре чудовищной мясорубки. Танки таранили друг друга, давили гусеницами пушечное мясо, не разбирая, где свой, а где чужой. Солдаты сходились в рукопашную и чуть ли не зубами вгрызались в горло врагу.
Кровавая бойня кипела вокруг меня под сопровождение артиллерийской канонады и треска выстрелов. Небо то и дело перечеркивали пунктиры трассеров, параболы сигнальных ракет и светящиеся траектории снарядов.
Я сделал шаг назад, ещё один и ещё. И так пятился, пока не наткнулся на что-то спиной. Оглянувшись, я нос к носу столкнулся с вервольфом. Шкура на вытянутой морде пошла складками, острые клыки оголились — и монстр обдал меня рычащей волной зловония вкупе с целым водопадом брызг.
Весь в липкой слюне, задыхаясь от запаха тухлятины, я, не отрываясь, смотрел в его глаза. Живые, человеческие… мои глаза! Я смотрел на него, а он на меня, и я воспринимал это, как отражение в зеркале. Я решил проверить догадку, поднял правую руку. Оборотень сделал то же самое. Тогда я подпрыгнул, он и это повторил. Я протянул к нему подрагивающие пальцы, дотронулся до кончиков острых когтей.
Мир взорвался атомной бомбой. Огненный вихрь помчался от нас во все стороны, сметая всё на своём пути. Многотонные боевые махины переворачивало и поднимало в воздух, словно детские игрушки, с людей срывало одежду вместе с кожей и мясом, кости мгновенно обугливались и превращались в пепел.
Оборотень вспыхнул. Я видел, как он горит: шкура сползала длинными языками, расплываясь пылающей лужей по земле, голова и плечи провалились в грудную клетку, тело исказилось, как пластмассовая игрушка в костре, постепенно сминаясь в бесформенный комок.