Макс прищурился, словно пытался прочитать этикетку на бутылке.
— «Вдова Клико»?! — он причмокнул губами, покачал головой с видом знатока. — Хороший выбор. Где взял?
— Где взял, там уже нет, — грубо ответил я, скомкал сорванную фольгу и бросил золотистый шарик в огонь. — Так ты будешь или как?
— Конечно, буду! Что за вопрос? Кто от такого предложения откажется? А ты, я вижу, балуешь эту польскую шлюшку. Она в постели хороша, да? Лучше Сванхильды?
— А тебе какая разница? Или ты уже успел попробовать мою жену? — Я поставил пока ещё не открытую бутылку на стол, распечатал коробку конфет. Внутри под тончайшей пронизанной прожилочками-паутинками белёсой бумагой в фигурных гнёздах лежали двадцать «морских ракушек» из тёмного и белого шоколада. — Принеси бокалы. Думаю, ты знаешь, где их взять.
— Не беспокойся, знаю, а с твоей женой у меня ничего не было и быть не могло. Она, в отличие от тебя, хранит верность… мужу.
Я усмехнулся, вспомнив оргию в замке, но Шпеер этого не видел, потому что в это время выходил из кабинета.
Макс вернулся через несколько минут с двумя тонкостенными фужерами на длинных ножках в правой руке, поставил их на край стола, подвинул ближе ко мне. Я ослабил проволочную петельку мюзле, с лёгким хлопком достал пробку, разлил шипучее вино по бокалам. Струйки пузырьков сразу побежали со дна, исчезая в оседающей шапке пены.
Указав гостю взглядом на его фужер, я поднял свой и спросил:
— За что пьём?
— За успех, — ответил Шпеер и сделал большой глоток.
Я пригубил шампанское. Любуясь бегущими пузырьками, задал ещё один вопрос:
— За успех чего, если не секрет?
— Хватит строить из себя невинного мальчика! — резко сказал Шпеер, поставив недопитый бокал на стол. — Думаешь, я не знаю, чем ты занимался всё это время? Я следил за каждым твоим шагом, Отто, и всё видел…
— Ничего ты не видел и ничего не знаешь! — сказал я издевательским тоном. — Если бы ты курировал проект, как велел тебе фюрер, то не проморгал бы заговор Кригера, который мне, — я тоже вернул бокал на стол и ткнул себя в грудь, — удалось раскрыть в последнюю минуту.
Шпеер удивлённо уставился на меня.
— Какой заговор? Ты в своём уме?
— А такой! Он перехитрил нас, Макс, и, по сути, создал новый вид вервольфов. Эти твари теперь подчиняются только ему, исполняют только его команды и практически неуязвимы. С помощью этой девчонки… кстати, куда её повезли?
Шпеер растянул губы в неприятном оскале:
— Думаешь, такой хитрый, да? Решил мне зубы заговорить и узнать, куда твою польскую шлюху утащили? Не получится.
Я пожал плечами:
— Пфф! Не хочешь говорить и не надо. Мне она и нужна-то была, чтобы сведения из неё вытащить, так я это и до тебя успел сделать.
— Какие сведения? — сразу насторожился Шпеер.
— Никакие. — Я взял свой бокал в руки, подал Максу его. — Давай лучше о Кригере поговорим.
— Давай, — легко согласился Шпеер, беря фужер у меня из рук.
Я отсалютовал бокалом и выпил шампанское, не сводя глаз с оберфюрера. Тот сделал то же самое. Мы одновременно поставили пустые фужеры на стол, и я снова наполнил их игристым вином. Затем взял одну конфету из коробки, откусил немного на пробу. Шоколад оказался отменным на вкус. Я съел её всю целиком, взял ещё одну и пододвинул коробку ближе к Максу.
Он взял белую конфету:
— Спасибо! Не люблю тёмный шоколад, — впился острыми зубами в волнистый край «ракушки», захрумкал с довольным выражением на лице. — Так что ты там хотел про Кригера сказать?
Я не торопился с ответом. Сперва показал ему на фужер с пузырящимся шампанским, позже сам ополовинил бокал с благородным напитком и лишь после этого заговорил:
— Кригер задумал переворот. Он сам захотел стать во главе Германии и с помощью его, — я нацелился указательным пальцем в грудь Шпееру, — повторяю, его, а не моих, оборотней, намеревался убрать фюрера.
— Ты в своём уме, Отто? — Шпеер глянул на меня с нескрываемым сожалением. Обычно так доктора в психушках смотрят на пациентов.
— Макс, я тебе дело говорю. Я сам видел подробный план у него в кабинете, — соврал я, не моргнув глазом, допил спиртное и поставил фужер на стол.
— Но ведь тогда фюрер в опасности, его надо предупредить, надо как-то остановить Кригера, — с тревогой в голосе сказал Шпеер.
«Попался, дружок! Я и не таким, как ты, лапшу на уши вешал».
— Успокойся, Макс. — Я присел на краешек стола. — Кригер уничтожен вместе с его вервольфами, «гениальными» планами и фабрикой. Всё уже позади.
Шпеер ошалело уставился на меня. Я давно, да что там, вообще никогда не видел, чтобы люди так выпячивали глаза.
— Но…Ик!.. Грыыэээ!.. — Макс прикрыл рот ладонью. — Прости, это всё шампанское.
Я небрежно махнул рукой, мол, не стоит извинений.
— Как тебе это удалось? — спросил Шпеер и снова рыгнул. На этот раз гораздо громче.
— С помощью польской шлюхи, как ты выражаешься, и её дружков.
Макс опять посмотрел на меня глазами филина.
— Не беспокойся, о них я тоже позаботился. Они не опасны, как и Кригер, а полячку я сюда привёз, чтобы выведать у неё, где прячутся остальные подпольщики. Да-да, Макс, представь себе: у нас в Германии с начала войны орудует коммунистическое подполье, а гестапо об этом и знать не знает. И вряд ли сможет когда узнать, если с этой девкой что-то случится.
Шпеер хитро улыбнулся и помотал головой:
— Это ты зря, Отто. У Мюллера работают профессионалы, им твою шлюху расколоть — раз плюнуть.
— А вот и нет, Макс. Они там, в этом подполье, все фанатики и не боятся ни боли, ни пыток, ни смерти. Я сам видел, как они бросались под кинжальный огонь, лишь бы спасти товарища или выполнить поставленную задачу. Она предпочтёт сдохнуть, но ничего не скажет этим костоломам. Здесь другой подход нужен.
— Например, любовь? — осклабился Шпеер.
— Хотя бы. Я уже наладил неплохой контакт, а ты всё испортил. Но, думаю, дело поправимо, если ты мне скажешь, куда её повезли.
Вместо ответа оберфюрер оглянулся по сторонам, делая вид, что чего-то ищет.
— Отто, у тебя были превосходные сигары. Не угостишь?
— Конечно, Макс. Они в столе. Бери, если хочешь, а я пока разолью остатки шампанского по бокалам.
Шпеер подошёл к столу, взялся за бронзовую ручку в виде капли, с шорохом выдвинул ящик наполовину. Склонившись над ним, он стал рыться в наваленных как попало бумагах в поисках сигар.
«Пора!»
Я схватил бутылку за горлышко и со всей дури врезал ему по затылку. От удара толстое зеленоватое стекло разлетелось на осколки, а мне почудилось, что я услышал хруст черепной кости.
Шпеер треснулся лбом о край ящика и рухнул на пол, раскинув руки и глядя остекленевшими глазами в потолок. Под головой сразу образовалась красная лужица, сначала маленькая, она с каждым мигом становилась всё больше, пока не добралась до резной ножки стола. Но и после этого она продолжала расти и вскоре почти вплотную приблизилась к моим ногам.
Я сорвал заветный браслет с руки оберфюрера, схватил с каминного кресла шинель, влез в рукава. Нацепил на голову фуражку, сунул во внутренний карман записную книжку барона — вдруг ещё пригодится — и выскочил на улицу.
За время, что я пробыл в особняке Валленштайна, двигатель не успел остыть. «Хорьх» завёлся с пол-оборота. Круто вырулив от тротуара, я чуть не влетел в грузовик с солдатами, лишь резкий рывок руля спас меня от столкновения. Гудящий, как пароход, трёхосный «хеншель» так близко пронёсся от моей машины, что я разглядел вмятинки на двери, трещины в досках кузова и пятнышки ржавчины на плоских колпачках брезентовых ремешков тента. Визжа колёсами, «хорьх» заскочил на бордюр, промчался несколько метров по гранитному поребрику и вернулся на дорогу, тяжело осев на правый бок и скрипнув рессорами. И всё это под молчаливыми взглядами берлинцев. Никто из них не закричал, не замахал руками, ругая «тупого водилу». Даже проходившие вблизи от дороги пешеходы не прыгнули в сторону. Они продолжали идти тем же курсом с прежней скоростью, словно для них моё художественное вождение было обычным делом.