— Отпустите! — глухим голосом повелел командир интернационала.
Помощники быстро выполнили приказ. Я выпрямился, потирая запястье правой руки: после медвежьей хватки широкоплечего прибалта на коже отпечатались синюшные следы.
«Синяки останутся», — подумал я с оттенком лёгкого сожаления.
Моряк смотрел на меня, чуть сощурив глаза чайного цвета. На лице отражалась противоречивая гамма эмоций: от недоверия до любопытства.
Я решил не тянуть кота за хвост и сразу перешёл в наступление:
— Что, Алексей, Алёшенька, сынок, не ожидал здесь увидеть советского разведчика? Думал, один такой в тылу врага, да? Ошибаешься. На самом деле таких, как ты, много, только настоящие трудяги невидимого фронта не лезут на рожон, а работают по — тихому. Ты вообще соображал, что делаешь, когда брал в плен штандартенфюрера СС?
— Так я, это, не думал…
— Не думал он! — рявкнул я и посмотрел по сторонам в поисках чего‑то похожего на стул. — Я так и буду стоять или твои гаврики постараются для гостя?
Морячок мотнул головой. Парень в серых брюках, чёрном пальто с накладными рукавами и вязаной шапочке вскочил на ноги, выхватил из‑под себя пустой снарядный ящик и с грохотом опустил за моей спиной.
Я обратил внимание на его руки в гловелеттах из трикотажных перчаток. На правой все ногти были жестоко вырваны с корнем, на левой остались только на большом и указательном пальцах.
Я кивнул ему и заскрипел импровизированным стулом. Немного повозился в поисках удобного положения, упёрся ладонями в колени и вперил тяжёлый взгляд в Лёхину переносицу.
— Ну так что, Алёшенька? Так и будем в молчанку играть или ты мне всё‑таки объяснишь мотивы своего поступка?
— Для начала я бы попросил вас представиться, — прохрипел морячок, доставая кисет из кармана. — И… откуда вам известно моё имя?
Он извлёк из мешочка газетный обрывок, согнул по длинному краю, ровным слоем рассыпал в желобке щепотку табака. Заскорузлые пальцы ловко скрутили цигарку, розовая лопата языка прошлась влево — вправо, пока бумага не потемнела от слюны. Ещё несколько ловких движений — и вот уже склеенная самокрутка торчит из уголка рта.
«Первый шок прошёл, сейчас покурит — мозги совсем прочистятся», — подумал я и медленно процедил, едва шевеля губами:
— Забыл, где я работаю?
Я помолчал, придавая банальной фразе зловещий оттенок.
Морячок издал странный звук: то ли подавился, то ли сдавленно кашлянул. Достал из кармана коробок, чиркнул спичкой, поднёс дрожащий огонёк к закрученному в спираль кончику самодельной папиросы. Дешёвая бумага вспыхнула, несколько быстрых затяжек — и вот уже трещит тлеющий табак.
Алексей деликатно выпустил дым в сторону. По тому, как подрагивали руки, я понял: мой посыл не остался без внимания.
— Расслабься, Алёша, — я принял нормальное положение и мягко улыбнулся: — В следующий раз думай, прежде чем делать наколки на видных местах.
Он глянул на ладонь с буквами и спрятал её за отворот бушлата.
Я встал, скрипнув «стулом», прошёлся по кругу, внимательно вглядываясь в лица людей. Костёр резко очертил морщины и складки, нарисовал мешки под глазами, плясал в глазах язычками огня.
Из всех русским был только моряк. По крайней мере, мне так показалось. По характерным чертам лица к немцам приписал троих, включая и того парня без ногтей. Только у них оказались квадратные челюсти с массивными подбородками. Типично немецкая порода.
С прибалтом тоже всё понятно: внешне он смахивал на Вертера из «Гостьи из будущего» — такой же светловолосый и чуть заторможенный. Ещё на взгляд определил одного итальянца и француза. Этих вообще ни с кем не спутаешь.
Цыган — он и есть цыган. Если судить по имени — чех, а так чёрт его знает, откуда занесла нелёгкая. Остальных условно записал в западных славян типа поляков, сербов и прочих восточных европейцев.
Другое дело — девушка: красавица, кровь с молоком, всё при ней. Ничего лишнего, идеальные черты лица и пропорции, хоть сейчас на обложку журнала. Попади она в моё время — контракты с мировыми домами моды ей были бы обеспечены.
— Меня зовут Максим Максимович Исаев, — заговорил я по — немецки, полагая, что большинство меня поймёт. Мысль назваться ещё одним псевдонимом Штирлица пришла не случайно. Раз уж моё нынешнее тело внешне похоже на Тихонова, то почему бы и дальше не развить эту тему? — Я полковник советской разведки, работаю здесь под прикрытием, выполняя особое задание Партии, а ты, — мой палец нацелился в лоб моряку, — пустил всё насмарку.
Алексей закашлялся, поперхнувшись табачным дымом.
— Это моя вина, — пророкотал Янек. Теперь на его лице не осталось и намёка на злость, напротив, оно приняло добродушное выражение. — Я так‑то спешил к Марике, но увидел вас и решил взять языка. Простите, если перестарался.
— Ничего, — буркнул я, потирая занывший затылок. — Живы будем — не помрём. Что с моим водителем? Убит?
— Нет, — ответил немец без ногтей. — Я дал ему снотворное. Командир предложил вас завербовать, а без шофёра вам трудно было бы вернуться обратно.
Я посмотрел на Алексея другими глазами. Тот уже закончил дымить махоркой, плюнул в ковшик ладони, где и затушил зашипевший окурок.
«А морячок‑то засланным оказался. Не прост парень, ой, как не прост».
— Вот оно как? И чего вы хотели добиться вербовкой?
— Ми хотель, — заговорил француз, но Алексей взмахом руки велел ему заткнуться.
— Мы хотели получить от вас информацию и оружие.
— Да? Для каких целей, позволь спросить, и как вообще вы тут оказались?
Моряк обвёл широким полукругом сидевших у костра людей.
— Этих везли в Дахау. Грузовик замыкал колонну, что‑то случилось с двигателем, и они остались в горах одни. Пока шофёр копался в моторе, двое охранников решили позабавиться, — он мотнул головой в сторону Марики, — отдали оружие третьему, вытащили девчушку из кузова и стали приставать. Янек первым набросился на оставшегося солдата. Жюльен и Бернардо, — матрос ткнул пальцем на француза с итальянцем, — выскочили из машины. Пока они душили насильников, я дрался с водителем и разбил ему голову о радиатор. Вот так у нас оказалось три карабина, четыре «парабеллума», несколько гранат и примерно полсотни патронов.
— Понятно. И как давно это произошло?
— Два дня назад.
— Ну, допустим, — я вперил в Алексея тяжёлый взгляд. — А откуда у Марики лыжи?
— Мы их нашли в кабине под сиденьем, решили с собой взять, мало ли пригодятся. В горах никогда не знаешь, чего ожидать. А она просто решила покататься. Женщина, что с неё взять.
Я помолчал, глядя на девушку. Та перехватила мой взгляд и покрылась румянцем: видно, не каждый день её спасает красивый парень. Это я сейчас себя имел в виду, а не Валленштайна, хотя тот тоже выглядит вполне себе ничего.
И всё‑таки странный народ эти женщины. На дворе война, враги под боком, а она решила на лыжах покататься. Здорово, да?
— Хорошо, тогда ответь на такой вопрос: тебя сюда каким ветром занесло? Вряд ли немцы позволяют пленным морякам щеголять в форме, да ещё и с бескозыркой на голове.
Моряк хлопнул рукой по колену.
— Да понимаешь… понимаете, товарищ полковник…
— Можно без чинов и на «ты». Ситуация к задушевному разговору очень располагает. Я ухмыльнулся. Улыбнулся и Алексей, но тотчас стал очень серьёзен.
— Я сам не могу понять, как здесь очутился. Ещё недавно мой катер отбивался от атаки «мессеров». Бомбы так и сыпались с неба. Со всех сторон росли огромные буруны, обрушивая на корабль тонны воды. Я стоял на корме у зенитного пулемёта, ловил этих сволочей в круг прицела и слал им от нас горячие гостинцы.
Одна из бомб упала возле самого борта. Я помню взрыв, помню, как осколки дырявили железо, помню дрожь палубы под ногами. Потом передо мной выросла зелёная стена, и я оказался в ледяной воде. Кажется, я барахтался, пытаясь выбраться на поверхность, и вроде бы у меня это получилось, но, когда я увидел свет и сделал глубокий вдох, передо мной оказалась дорога в горах и сломанный грузовик с пленниками.