Я отправил партизан разносить оружие по машинам, а сам повернулся к цыгану. Тот стоял с недовольным видом, видно, расстроился, что для него не нашлось задания.
— Янек, у меня к тебе просьба.
Его хмурое лицо сразу просветлело, губы расплылись в довольной улыбке. Впрочем, в этом я не был уверен до конца, поскольку курчавые усы и борода почти полностью скрывали рот.
— Да, командир.
— Останься в пещере с Марикой. — Я пресёк резким жестом его протесты и продолжил: — Если мы оттуда не вернёмся, я хочу, чтобы ты о ней позаботился. У меня в машине лежат её новые документы, по ним она чистокровная немка, постарайся вывезти её в безопасное место. Сделаешь?
Янек молчал, сосредоточенно кусая ус и глядя куда‑то в сторону.
— Я тебя спрашиваю: сделаешь?
— Ох, командир, не нравится мне это, — пробурчал Янек, так и не повернувшись ко мне. — Моё место там, а ты меня оставляешь здесь дивчину караулить. Разреши мне идти с вами, прошу тебя.
Я покачал головой:
— Нет, Янек, это не обсуждается. Ты останешься здесь с Марикой. Мне больше не на кого положиться.
Цыган хотел что‑то сказать, но передумал, махнул рукой и, повернувшись ко мне спиной, побрёл к склону горы.
Теперь оставалось решить вопрос с Марикой. В том, что это будет непростой разговор, у меня не было сомнений.
Набрав полную грудь воздуха, я резко выдохнул и решительно направился к хлопотавшей у грузовиков девушке. После короткой беседы я всё‑таки убедил её остаться в пещере, правда, моё лицо горело от крепких пощёчин, в ушах звенело от крика, а в памяти крутились обидные слова и эпитеты, какими она меня наградила.
К тому времени партизаны закончили с погрузкой оружия, подогнали один из «опелей» к догорающему бронетранспортёру и, зацепив трос за буксировочный крюк, оттащили его в сторону.
Я направился к «БМВ». С обеих сторон коляски обрезками водосточных труб торчали базуки, саму люльку уже оккупировал Валдис. Вцепившись руками в пулемёт, он проверял подвижность оружия и сектор обстрела.
Алёша на корточках сидел возле мотоцикла и что‑то разглядывал в моторе, тыча в него пальцем. Услышав шаги за спиной, он обернулся, резво вскочил и дёрнул ногой рычаг.
Мотоцикл громко зарычал, с треском выдал очередь из глушителя, а потом затарахтел с каким‑то металлическим дребезгом. Словно в ответ на его призыв грузовики дружно взревели двигателями, наполнив ущелье механическим грохотом.
Я повернулся, чтобы проститься с Марикой. К тому времени она уже с помощью Янека взобралась на маленькое плато, где мы устроили засаду, и ждала, когда я посмотрю на неё. Заметив это, она сделала руками неприличный жест и повернулась ко мне спиной.
Пожав плечами, я крикнул: — По машинам! — сел позади матроса и дал отмашку.
Алёшка крутанул ручку газа, «семьдесят пятый» откликнулся бодрым рыком и, словно застоявшийся конь, рванул с места в карьер. Я схватился одной рукой за пассажирское кольцо, другой вцепился в плечо Валдиса и только благодаря этому удержался в седле.
Мотоцикл бодро трясся на каменистых неровностях дороги. На поворотах я оглядывался назад и видел, как за нами, выстроившись в цепочку утками — переростками, ползли «опели», покачивая брезентовыми фургонами.
Через пятнадцать минут мы добрались до тоннеля. С клиновидных камней свисали длинные сосульки с руку толщиной. Казалось, это скала распахнула ненасытную пасть и терпеливо ждала, когда жертвы сами залезут ей в рот.
В кабинете доктора Кригера половину стены занимал план фабрики с подробным указанием подъездных путей. Всего к объекту шли две дороги: одна для приёма важных гостей и делегаций — по ней я и приехал в первый раз — вторая для доставки грузов и биологического материала для экспериментов.
Я тогда долго изучал схему, на которой с немецкой педантичностью все квадратики зданий были заштрихованы в разные цвета. Красный обозначал производственные помещения, синий — казармы для пленников, зелёный — загоны для оборотней, жёлтый — домики для персонала. По всей карте чья‑то щедрая рука рассыпала какие‑то закорючки и геометрические фигуры. На мой вопрос доктор любезно пояснил, что это условные обозначения точек секретной связи, караульных вышек, пулемётных гнёзд, складов оружия и прочей важной информации, без которой наша авантюра была обречена на провал.
Мы въехали в тоннель и сразу оказались в кромешной тьме. Чуть ли не распластавшись на руле, матрос буквально нащупывал дорогу: закрытая маскировочным щитком фара давала мало света. Его едва хватало, чтобы держать курс и не врезаться в сочащиеся влагой стены.
Крупные капли скапливались на полукруглом потолке и время от времени падали в скопившиеся на полу лужи. Несколько капель тяжело шлёпнулись на мою шинель, одна угораздила в темечко, и я даже сквозь фуражку ощутил весомый удар.
Я обернулся в надежде разглядеть грузовик, ну или хотя бы свет его фар, но кроме ослепляющей темноты ничего не увидел. Зато я всем телом впитывал дрожание холодного воздуха от усиленного эхом рёва моторов. В ушах стоял постоянный гул, словно я летел в самолёте с отвратительной шумоизоляцией, сидя напротив двигателей.
Но вот вдали показалось светлое пятнышко. Из булавочной головки оно за несколько секунд выросло до размеров яблока, чуть позже стало диаметром с футбольный мяч и продолжало расти, пока не превратилось в огромный портал. В косых лучах рассеянного света струились какие‑то испарения, на полу пятнами слюды блестели лужицы, ледяные копья грозили пронзить нас, как только мы окажемся под ними.
Ещё когда выход из тоннеля был не больше бутылочного горлышка, матрос прибавил газу, теперь мотоцикл и вовсе мчался на всех парах. Грузовики тоже ускорились.
Через полминуты караван снова оказался на свободе. После холодной и влажной тьмы каменной кишки воздух показался мне особенно вкусным. Я не дышал, а пил его большими глотками, не боясь захлебнуться. Давно забытое ощущение детского восторга переполняло меня. В последний раз я так сильно радовался, когда в три года впервые взял новогодний подарок из рук Деда Мороза. Помню, тогда я долго не мог успокоиться, мне хотелось петь и кричать от счастья, ведь я дотронулся до самого сильного волшебника в мире и не замёрз, а получил много вкусных конфет, большую шоколадку и солнышко мандаринки в шуршащем пакете.
— Тормози! — крикнул я, хлопнув рулевого по плечу, потом повернулся и замахал рукой, давая знак Луи остановиться.
«БМВ» так лихо свернул на обочину, что чуть не врезался колесом люльки в похожее на помятую бумагу тело горы. Несмотря на это Валдис сохранял полное спокойствие. Я даже позавидовал ему, представив, какие слова сказал бы матросу, если б сидел в коляске, а не позади его.
Алексей обернулся и, улыбаясь во весь рот, спросил:
— Ну и как вам, товарищ полковник, здорово я, да?
— Слышь ты, байкер хренов, высший пилотаж в бою показывать будешь, а здесь давай без выкрутасов, нам ещё до объекта добраться надо.
— Понял, товарищ полковник, без выкрутасов. — Морячок как‑то разом сник и уже без прежнего энтузиазма спросил прибалта: — Ну, а тебе‑то понравилось?
— Всё нормально, Алёша, — тягуче ответил Валдис. — Я в Таллине так же катался. Девушкам очень нравилось, они сначала визжали, потом целоваться лезли, но ты не думай, я тебя целовать не буду.
За спиной раздался скрип тормозов, захлопали дверцы кабин.
— Отставить разговорчики! — прикрикнул я, слезая с мотоцикла.
Возле грузовика Луи уже собрался почти весь отряд, Густав и Эрих бежали к «могучей кучке» и скоро должны были влиться в её состав. Я тоже ускорил шаг и в метре от партизан на ходу заговорил:
— До фабрики чуть больше километра, за следующим поворотом её уже будет видно. Сейчас раздадим оружие и запасные магазины. Все помнят, что должны делать? Никто ничего не забыл? — В ответ прозвучало дружное «да» на трёх языках. — Вот и хорошо! За работу, парни! Давай, давай, давай!
Я первый заскочил в кабину грузовика Луи, схватил несколько автоматов и подсумков с запасными магазинами, проскользнул между каменной грудью скалы и хлопающим на ветру брезентом и с грохотом откинул задний борт.