— Ну — да, — подтвердил Генрих, оторвавшись от перемешивания варева в медном котелке. — Как итальяшки-макаронники, которые гордо орут «мы — римляне».
— Или египетские арабы, именующие Древний Египет «своим прошлым», хоть это прошлое принадлежит только коптам, — продолжил Кирилл. — Вот если бы на предельную давность во времени, доступную машине Бернштейна, отправить археологическую экспедицию, то есть в восьмисотые годы, они бы что-то наверняка откопали, позволяющее сказать — какой народ жил в этом поселении и насколько был цивилизован.
— Ты вокруг да около ходишь. Колись, зачем крест скоммуниздил.
— Не учёл я, товарищ майор, что Мироздание его не отпустит. Думал вернуть белорусам главную нашу духовную святыню… и влип. Тело дано нам вроде как временное, а когда лупят по нему — болит как настоящее. У меня, похоже, в паре рёбер трещины были. Это когда меня во славу Христа катали по земле и месили ногами, фанатики хреновы. Потом повесили бы. Уж не ждал, что получу спасение из будущего.
— Получил, — кивнул Генрих. — Вот только примет ли оно тебя обратно. И нас — тоже. Чем старше становлюсь, тем больше во всём сомневаюсь.
— Сколько же вам лет?
— Шестьдесят три. Генриху шестьдесят один.
— Ого… А здесь мы как ровесники, — Кирилл глянул с прищуром. — И как, думаете, почувствуете себя, из двадцатитрёхлетнего в миг обернувшись шестидесятитрёхлетним?
— А ты лучше Генриха спроси. У него ноги нет и болт не стоит. Здесь оторвался с голодухи как пацан, первый раз попавший в публичный дом.
— Я и там пока молодой. А ещё у меня жена и сын. У вас?
— Жёны есть у обоих, дети все взрослые, давно разъехавшиеся. Не теряю надежды их увидеть. А ты — скучаешь?
— Да. И нет. Жена у меня… сложная. Ребёнок неугомонный. Вроде не младенец, но днём отдыхает, ночами орёт. Представь, я возвращаюсь из недельного похода, весь на нервах, вот бы отдохнуть. А для неё я утром ушёл, к полседьмому вернулся, теперь твоя очередь малого развлекать, мама прикорнёт… Ясное дело, из-за секретности не рассказывал ей, чем занимаюсь. И что рискую, уходя в прошлое. Но её, наверно, это даже не заинтересовало бы.
— Я видел её, — заметил Глеб. — Приходила к «Веспасию», беспокоилась. Мы же в прошлое нырнули недели на четыре позже тебя. Ты на аппарате сердце-лёгкие, в коме.
— И что ей сказали?
— Что ты в длительной командировке, срок окончания неизвестен… Сказали или скажут? Из-за этих временных парадоксов сам не знаю, как правильно. Ведь твоя благоверная ещё не родилась.
— Мы все трое тоже не родились, — добавил Генрих. — Но все трое хотим жрать и скоро начнём. Чем не парадокс? Эйнштейн появится — вот удивится!
Он разложил кашу с кусочками свинины по деревянным мискам. Ели тоже деревянными ложками, здесь привыкли.
— Картошечки бы… — мечтательно произнёс Кирилл. — Не, капитан, ты не обижайся. У тебя классно выходит. Лучше, чем у Моисея. Но я же — белорус. Без картошки скучаю. В коронных землях Польши она уже известна как земляное яблоко. В Литву и в Московию ещё не завезли. В России при Петре появится.
Если машина времени тебя вновь не примет, подумал Глеб, у тебя все шансы дожить к старости до бурных петровских десятилетий. Притом, что больше не наделаешь дуростей вроде кражи креста. Вслух, конечно, не сказал.
Дальше если молча. Когда, закончив, вымыли посуду в речке, Глеб забрался на сосну, откуда просматривалась дорога. При виде конного отряда разумнее было бы прятаться. Но там виднелись лишь одинокие путники крестьянского обличья.
— Парни, надо менять экстерьер, — сообщил он, спустившись. — Два монаха и мирянин, мы зело приметные.
— Предлагаю, коллеги, вам тоже пересесть в седло. Лошадей поменяем на верховых. Гарантирую — за несколько дней привыкните. Надо саблю добыть, сойду за польского шляхтича, младшего сына в семье, вы — мои слуги. Ездили на восток по семейным делам, возвращаемся в коронные земли.
— Точно сможешь? — недоверчиво спросил Глеб.
— Гарантирую. Я же исторический реконструктор, фехтовать умею, а здесь наобщался с местными — по пути в Полоцк и у Моисея, когда режим скрытности отменили.
— Джигитом стать согласен, — нехотя согласился Генрих. — Но при условии. Ты не слишком усердствуй на людях, командуя нами как холопами. А то не посмотрю, что у тебя сабля. Там, в монастырском дворе, у всех четверых сабли были… Знал бы, что понадобится, прихватил бы одну.
— Обещаю! — засмеялся Кирилл. — Где сменим ваших лошадей?