Кондиционера в длинном «шевроле» не наблюдалось. В это время их ещё не ставили или просто неисправен, Глеб не знал.
— И что ты написал?
— «Кровавые шлюхи в яме», — без запинки ответил «литератор», вспомнив российский сериал «Мылодрама» с Сергеем Буруновым в главной роли.
— Не слышал.
Наверно, если бы пассажир назвал «Над пропастью во ржи», «Прощай, оружие» или «Марсианские хроники», таксист вряд ли бы заметил подвох. Он вообще мало походил на человека, когда-либо прочитавшего хоть одну книжку.
— В следующем году выйдет. Продал рукопись одному издателю в Сиэтл. Тот заказал мне следующую.
Как не сложно было предположить, такое признание вызвало целый водопад откровений у шофёра, с видом знатока заявившего, что вся современная литература — дерьмо, писатели ничего не знают о правде жизни, и если пассажир угостит его после смены стаканчиком виски да подарит двадцать баксов, он самых лучших историй понарасскажет…
Глеб из вежливости записал телефон говоруна, правда, выбросил бумажку уже на пути к рецепции мотеля. В принципе, до двадцать второго ноября его главная работа — точить лясы с аборигенами, незаметно врастая в местную среду, тренируя английский язык, давно не использованный. Словом, чтоб в день Х не выделяться из толпы.
Конечно, хватило бы и пары недель на акклиматизацию. Но Осокин, убедившись, что подопечный усвоил план и задание, поторопился выпихнуть его поскорее в прошлое, чтоб вернулся в тот же день второго августа, готовый к следующему заданию. Если не сложит голову в Далласе. Месяц ушёл на дорогу в Москву, перелёт до Нью-Йорка с пересадками, где занялся делами: снял банковскую ячейку, куда переложил ещё один орластый американский паспорт с открытой советской визой, немного американских и советских денег на обратный путь. Прикупил на автомобильные права, выданные в каком-то из центральных штатов, шестизарядный револьвер. Из-за него, кстати, пришлось тащиться на юг в поезде. Конечно, меры безопасности на авиарейсах не те, что после угонов и катастроф последующих лет, но чем чёрт не шутит… Наконец, запасся фотоаппаратурой. В том числе кинокамерами, что запускались по таймеру и делали всего четыре кадра в секунду.
— Жену подозреваю, — жаловался он фотомастеру. — Хочу оставить в тайном месте. Возвращаюсь, а в раковине два стакана. Волос нашёл чёрный жёсткий. Может, конечно, она просто сантехника вызывала. А может… Тогда на развод. В суде будет что предъявить.
— Знаем мы этих сантехников, мистер Глен, — хохотнул мастер. — Ты бы лучше частного детектива нанял.
— Дерут три шкуры. Камеры, правда, тоже дороги. Но оставлю себе — кошечек снимать.
Если их не сопрут раньше, сказал себе Глеб, увидев, куда его привёз болтун-таксист. Мотель был ещё той дырой, пристанищем для дальнобоев, а также отдалённым местечком, где парочки снимали номер на пару часов, не слишком заботясь о гигиене. Тётка у стойки затребовала двести баксов вперёд, метнула ключи от номера и предложила услуги, коль джентльмен вселился один. Судя по цене, отработать программу намеревалась сама.
«Даже Генрих на неё не польстился бы», — вспомнил товарища Глеб.
Кстати, в тысяча девятьсот двадцать первом году Генриху было около двадцати-двадцати двух, примерно ровесник века. До шестидесяти трёх должен дотянуть бодрым дедунчиком-пердунчиком. А Латвия в составе СССР. Интересно, если на обратном пути заехать в Ригу и попробовать отыскать его? Маловероятно, но шанс отличен от нуля…
Естественно, он покинул мотель и снял квартирку неподалёку от Даун-тауна, не дождавшись, когда истекут дни, оплаченные десятью двадцатидолларовыми бумажками. Не сильно дёшево по местным меркам, но Глеб привык к покупательной способности доллара две тысячи двадцатых, когда доллар — это около ста российских рублей, меньше, чем две поездки на московском метро. В шестьдесят третьем за пару долларов можно было пообедать. Или плеснуть сколько-то галлонов бензина в бак авто, огромные лимузины с длинными плавниками на задних крыльях жрали не в себя, но и топливо стоило сущие гроши. Новые тачки стоили две-три-четыре тысячи долларов, в Москве сейчас за такие деньги не купишь и вусмерть заезженный «соларис». В общем, шесть с чем-то тысяч долларов, оставшихся к переезду в апартаменты, считались в год смерти Кеннеди очень приличной суммой.
Естественно, Глеб не ограничивался болтовнёй со случайными знакомыми в поисках литературного сюжета. Он готовился снимать фильм, да такой, что Квентин Тарантино обзавидуется. Таскал с собой фотоаппарат и камеру, много щёлкал — городские пейзажи, реку, центральный парк, центральную бизнес-зону. Купив фотоувеличитель и прочие принадлежности, сам проявлял фото- и кинопленки, печатал фотографии. Убедился, кстати, что удачный кадр на столь архаичной технике ничуть не уступает по выразительности снятому на цифровой зеркалке. Правда, работал исключительно с чёрно-белыми материалами, хоть доступны были и цветные.