Но не это было самое неприятное. В сером свете ноябрьского утра Глеб не увидел ни одной ямы. Соответственно — ни одного мёртвого тела, а их должно было быть три — два с путешествия в Полоцк и одного после рандеву с Наполеоном. Хуже того, сосновый лес вокруг выглядел абсолютно незнакомым.
Вот он, мать его, «экспериментальный алгоритм». Если удастся вернуться, не мешает устроить Бронштейну основательную порку. Если удастся…
Сурен, здесь воплотившийся в ширококостного славянина, первый догадался: дело нечисто.
— Нет ни одного захоронения. Босс! Нас забросило до вашего похода в XVII век?
Его здравое предположение рассыпалось на куски при звуке авиационного мотора. Облачность была низкая, четвёрка машин пронеслась над самыми верхушками сосен, достаточно низко, чтоб рассмотреть тупые законцовки крыльев и чёрные кресты на фюзеляже.
— Не припомню «мессершмиттов» в XVII веке. Отряд, слушай мою команду! Первое: не раскисать. Второе: действуем по обстановке. Для начала определяемся, где мы и, главное, когда мы. В смысле — в какое время угодили.
Взяв за предположение, что они всё равно находятся рядом с будущей Островецкой АЭС, мужчины двинули в кратчайшем направлении к дороге на Гродно и не ошиблись, через час она проступила между деревьев.
Скоро показалась процессия — несколько подвод в сопровождении штуце (стрелков). Впереди шагал ефрейтор, натянувший пилотку сильно на уши.
«Мёрзнет, зараза. Посмотрите, что будет в декабре!», — зло подумал Глеб.
Из семёрки пятеро — рукопашники. Но вряд ли вполне освоились в новых телах. Да и из оружия одни только ножи. Да ещё неучтённый фактор Мироздания. Вдруг кому-то из идущих обозников суждено зачать Ангелу Меркель? Тогда нож сломается об обычное шинельное сукно.
Ефрейтор скомандовал «хальт», сам двинул к кустам, расстёгивая штаны на ходу.
Точно — сорок первый год, догадался Глеб. Фрицы непуганые, не боятся партизана за каждым кустом.
Ефрейтор снял вещмешок, цилиндр противогаза, бросив на землю, сверху положил пистолет-пулемёт МР-40, в СССР обычно называемый «шмайсером», и присел, спустив штаны. Крякнув от облегчения, даже не обратил внимание на подкравшегося человека с ножом, пока тот нож не взрезал ему горло от уха до уха.
Мёртвый немец точно не готовился стать отцом фрау Меркель. Собственно, теперь больше ничьим.
Оставшиеся проявляли редкостную беспечность в ожидании старшего. Кто-то закурил, двое справляли малую нужду. Для общей картины не хватало только губной гармошки.
— Сурен! У тебя лучше всего по-немецки, — одними губами шепнул Глеб. — Скомандуешь бросить оружие.
Он вышел из кустов и дал короткую очередь в воздух. Одиннадцать пар глаз изумлённо уставились на штатского с МР-40, когда голос с армянским акцентом приказал бросить винтовки. Не зная, сколько ещё вооружённых засело в кустах, все покорились.
Глеб недобрым словом вспомнил опыт верховой езды, достаточно продолжительный, потому что только экспедиции в Даллас и в Москву обошлись без копытного транспорта. Взял под уздцы ближайшую кобылу и потащил в лес. Через пару минут на дороге не осталось никаких следов колонны.
Сурен устроил допрос. Действительно, это были фуражиры, собиравшие припасы из окрестных деревень для стоявших в Гродно частей. По уверениям солдат, многие из жителей этих местностей, присоединённых к БССР в 1939 году, ненавидели большевиков и охотно делились припасами с «освободителями». Слово «партизан» пленным было незнакомо. Конечно, немцы слышали о вооружённых стычках с какими-то бандитами, но, скорее всего, с русскими окруженцами.
— Доблестный Вермахт уже под Москвой. Как и обещал великий фюрер, мы побеждаем быстро, война скоро закончится, — уверял один из фуражиров. — Предлагаю отдать оружие и сдаться. Немецкая армия гарантирует жизнь.
Глеб отводил их по одному в чащу, вручал нож каждому из своей команды и говорил — бей.
Зураб и Сурен не раздумывали ни секунды. Вероятно, имели опыт. Остальные колебались, но пересилили себя.
Когда казнь закончилась, Глеб собрал их в кружок.
— Жестоко? Да. Но партизаны пленных не берут. Заодно мы убедились: никаких ограничений. Значит, это — какая-то альтернативная реальность. Кто любит фантастику?
— Я, — несмело взял слово Борис, белорусский историк. — Понимаю, к чему клоните, товарищ майор. Мы были путешественниками во времени. Стали попаданцами. То есть заброшенными куда-то, не спрашивая согласия, и без возможности вернуться.
— Вот! Недаром — кандидат наук. Но тут будет другая история, прикладная. Сразу скажу, парни. Реальность — штука суровая. Мы не пробьёмся к товарищу Сталину с прогнозами относительно направления главного удара немцев в сорок втором — на юге к Сталинграду и на Кавказ, а не в центре. Не расскажем на Урале, что на Т-34 надо быстрее ставить пушку калибра восемьдесят пять. Нас пошлют подальше, а скорее всего — прижмут как подозрительных типов. Вдобавок, мы глубоко в тылу врага.