— Млять, а чего его до сих пор не прикрыли на хрен? — нахмурился я, рассматривая через плечо Василия сменяющиеся картинки на мониторе.
— Ну, у него модели все совершеннолетние, у всех хитро составленные договоры, да и научены они правильно отвечать во время административных задержаний за нарушение общественного порядка, — пожал плечами парень. — Каждый раз, когда пахнет жареным, они, типа, сами по себе активные граждане, а Гомон с его студией весь в белом, с нимбом на голове. К тому же сам понимаешь, что наши чинуши тоже не брезгуют пикантными развлечениями с разрисованными мальчиками и девочками, а значит, прикрывают зад этому мазилке, если он загорается.
Вот уж точно. Среди власть имущих всегда были и будут извращенцы и сластолюбцы, покрывающие вещи страшнее и омерзительнее, чем этот радужный бордель и его создатель. Конечно, открыто никто из них не признается, что любит на досуге раскрасить чьи-то сиськи или член, а потом поиметь или подставиться, но сунься я официально в такой гадюшник от искусства, и дадут сверху такого пендаля, что сердце через рот выскочит.
— Понимаю. Думаешь, нам есть смысл к нему соваться? Таким, как он, стоит корочки показать, тут же вопить начнет о нарушении его прав и свобод, не говоря уже о вызове в контору, — скривился я. — Может, скрытое наблюдение за ним будет надежнее?
— Ну, мы можем поступить тоньше, сыграть на самолюбии, оно обычно у таких персонажей нереальных размеров.
— Типа, предложить ему быть консультантом и посвятить нас, лишенных художественного видения профанов, в тонкие сферы творчества?
— Ну, чем не вариант, — вздохнув, пожал плечами Василий.
— А если кто-то из его окружения и есть наш маньяк, то в каком направлении мы копаем, станет ему моментально известно, и он затаится, — размышляя, клацнул чайником, хотя сейчас предпочел бы банку пива вместо кружки чая. Но мы не всегда получаем, что хотим. — Такие не останавливаются сами. Но затаиться может, а может, и наоборот — активизироваться. Я почти уверен, что он неспроста оставляет жертвы так, чтобы их нашли как можно скорее. Возможно, узнав, что мы пришли искать его именно в студии, он возомнит, что мы признали в нем художника, и как-то обозначится.
— Обозначиться он может новым трупом, — потер лоб Василий, и я не мог с ним не согласиться.
— Это да. Слушай, Васек, а может, ты Гомону этому в модели подашься? — фыркнул я. — Разнюхаешь все изнутри?
— Куда мне — угловатому и нескладному. Это уж лучше тебе. Будешь у дамочек состоятельных в возрасте нарасхват, особенно как раскрасят. В горошек, например, — Парень, сдерживая хихиканье, прикусил губу.
— Не, мне нельзя. У меня в рабочее время не встает. Только сугубо после. Так что я там буду профнепригодным. Да и староват я, и грудь брить не согласный, — засмеялся я, швыряя в него ручкой.
— Ладно, если серьезно, то давай адрес этой студии, я господину Гомону нанесу визит вежливости, а потом посмотрим. И что, он единственный, кто этим занимается у нас?
— Да нет, но все остальные или его ученики, или крутятся рядышком. На самом деле все равно одна компашка, — Василий застучал по клавишам. — Я тебе весь список распечатаю. В принципе, не так и много их. Господин Гомон, типа монополист, остальные не выдерживают конкуренцию с его размахом.
— Ученики… мля, — пробормотал я, помешивая чай. — Такому еще и учат, оказывается.
— Конечно, учат, ничего то ты не понимаешь в колбасных обрезках, Антон.
— Понимающий, пей чай, если хочешь, и сейчас поедем опять поквартирный обход проводить, проверять утверждение нашей госпожи Влады о виновности мадам Сысоевой, — отхлебнул, обжигая язык.
Василий неожиданно просиял и уставился на меня так, словно я его долбаный герой.
— Ты чего? — прищурился я подозрительно.
— Ничего, — замотал он головой с растрепанной рыжей шевелюрой. — Просто… думал, тебя долго убеждать придется в том, что Влада права.