Выбрать главу

Бурли повернулся к двум мужчинам, сидевшим в студии. Одного из них мы с Амелией сразу узнали.

— О господи, только не Макро! — вырвалось у Амелии.

— Сегодня со мной в студии профессора Ллойд Догерти и Мак Роман. Доктор Догерти хорошо знал Питера Бланкеншипа и долго работал вместе с ним. Доктор Роман — декан университета в Техасе, где работала и обучала студентов профессор Хардинг.

— А что, преподавание — не работа? — спросил я. Амелия на меня шикнула.

Лицо у Макро, как всегда, кривилось в недовольной гримасе.

— Профессор Хардинг в последнее время была сильно занята, в основном любовными интрижками — с одним из своих студентов и одновременно с Питером Бланкеншипом.

— Мы пришли сюда говорить о науке, Макро, — попытался урезонить его Догерти. — Вы читали статью. Что вы о ней думаете?

— Ну, это… Это полный бред. Даже смешно.

— Это почему же? Объясните.

— Ллойд, наши слушатели все равно ничего не поймут в математических расчетах. Но даже сама идея совершенно абсурдна. Как можно предполагать, что физическое явление, происходящее в настолько малом объеме, по сравнению с первичным Большим Взрывом, приведет к гибели Вселенной?

— Когда-то люди считали абсурдным, что человека могут убить мельчайшие, не видимые глазом бактерии.

— Такая аналогия неправомерна, — красноватое лицо Макро потемнело.

— Нет, это очень точное сравнение. Но я согласен с вами — Вселенная не погибнет.

Макро кивнул и повел рукой, словно призывая в свидетели Бурли и зрителей.

— Вот видите! Догерти продолжал:

— Будет уничтожена только Солнечная система, возможно — и наша Галактика. Это относительно небольшая часть Вселенной.

— Но Земля все же будет уничтожена, — сказал Бурли.

— Да, менее чем за час, — камера показала профессора Догерти крупным планом. — В этом не может быть никаких сомнений.

— Сомнения есть! — заявил Макро, не попавший в поле зрения камеры.

Догерти устало посмотрел в его сторону.

— Если бы даже ваши сомнения были обоснованы — чего о них нельзя сказать, — то какие у нас шансы, как вы считаете? Пятьдесят на пятьдесят? Десять процентов? Один шанс из сотни, что все человечество погибнет?

— Наука не занимается такими вещами. Истина не может быть верной на десять процентов.

— И люди тоже не бывают на десять процентов мертвыми, — Догерти повернулся к Бурли. — Проблема, которую я обнаружил, заключается не в первых минутах или даже тысячелетиях, предсказанных теорией Бланкеншипа. Я считаю, что они ошиблись только в одном — в экстраполяции этих изменений на межгалактическое пространство.

— Как это? — спросил Бурли.

— В конечном счете получится вдвое больше материи и вдвое больше галактик… Почему нет? Места хватит! Только вот нас там уже не будет.

— Если одна часть теории неверна… — начал Макро.

— Более того! — продолжал Догерти. — Очевидно, такое уже случалось, и не однажды — в других галактиках. Теория Бланкеншипа очень хорошо объясняет некоторые аномалии, встречающиеся в структуре галактик.

— Давайте все-таки вернемся к нашей Земле, — предложил Бурли. — Или хотя бы к Солнечной системе. Насколько это трудоемкий процесс — остановка проекта «Юпитер»? Ведь это самый крупный научный эксперимент за всю историю человечества.

— С научной точки зрения не потребуется практически никаких усилий. Достаточно будет одного только радиосигнала из лаборатории, регулирующей работу Проекта Согласен, не просто приказать людям подать сигнал, который разом покончит с их научной карьерой. Но если этого не сделать, то четырнадцатого сентября закончится карьера всех людей Земли.

— Это возмутительный нонсенс, — буркнул Макро. — Не наука, а какой-то сенсуализм!

— Мак, у вас примерно десять дней на то, чтобы это доказать. От этого зависит слишком многое.

Камера показала крупным планом Бурли, который качал головой.

— По-моему, чем скорее отменят этот проект, тем лучше. Здесь никакая спешка не покажется излишней.

Экран погас.

Мы рассмеялись и на радостях выпили по банке имбирного пива. Но тут экран вдруг вспыхнул снова, сам по себе — я не нажимал кнопку включения.

На мониторе появилось лицо Эйлин Заким, нового командира моей прежней боевой группы.

— Джулиан, у нас неприятности. Ты вооружен?

— Нет… Вообще-то, да. У меня есть пистолет, — сердце у меня сжалось, я разом позабыл и про имбирное пиво, и про все остальное. Я даже не знал, заряжен ли мой пистолет. — Что случилось, Эйлин?

— Эта сумасшедшая сучка Гаврила уже здесь. Возможно — внутри здания. Она убила маленькую девочку возле Здания, чтобы отвлечь внимание внешней охраны, «бутсов».

— Господи боже! У нас что, не было снаружи солдатиков?

— Были, но Гаврила следила за ними. Выждала, пока все солдатики окажутся с противоположной стороны здания. Насколько мы смогли восстановить события, она зарезала девочку и бросила ее, умирающую, прямо перед дверью будки караульного. Когда «бутс» открыл дверь, эта чертовка Гаврила перерезала ему глотку, потом протащила через все караульное помещение и с помощью отпечатка его ладони открыла внутреннюю дверь. Я нашел пистолет, закрыл дверь на замок и на задвижку.

— Ты говоришь — «восстановили события»? Значит, вы точно не знаете, как все было?

— Узнать просто неоткуда. У внутренней двери нет камер слежения. Но она точно затащила его в караулку, и если даже она не военнослужащая, то наверняка знает, как работают замки с сенсорными панелями — те, что реагируют на отпечаток ладони.

Я проверил магазин своего пистолета. Восемь обойм с разрывными зарядами. В каждой — по сто сорок четыре заряда. Эти заряды представляли собой спрессованные кусочки металла с зазубринами, разлетающиеся при выстреле на сто сорок четыре бритвенно-острых осколка. Они вылетали из ствола с такой силой, что при попадании запросто могли оторвать человеку руку или ногу.

— Теперь, когда она пробралась внутрь здания…

— Мы пока не знаем этого наверняка.

— Но если она все же здесь — сколько еще в здании замков с сенсорными панелями? Сколько контролируемых входов?