Так, Хэмфри Богарт в Рике. Отменить. Джимми Стюарт направляется в Вашингтон. Отменить. Путешествие на южный полюс Луны глазами космических роботов. Джулиан уже видел все это пару лет назад, но все равно — передача довольно интересная, и можно посмотреть ее еще разок. Заодно и программа поиска откорректируется.
Когда я вошел в зал, все посмотрели в мою сторону. Но они, наверное, сделали бы так и при любых других обстоятельствах. Разве что на этот раз взгляды присутствующих задержались на мне чуть-чуть дольше, чем обычно.
За столиком, где сидели Марти, Риза и Франклин, было свободное место.
— Ну, как там она, нормально устроилась? Ты все уладил? — спросил Марти.
Я кивнул.
— Она удерет оттуда, как только ей разрешат ходить. Три дамы, с которыми она делит комнату, словно вышли из «Гамлета».
— Из «Макбета» — если ты хочешь сказать, что они жуткие старые ведьмы, — поправил меня Риза. — Или это молоденькие полусумасшедшие симпатяшки с суицидальными наклонностями?
— Старые ведьмы. С Амелией как будто все в порядке. Из Гвадалахары мы доехали нормально, только ехали очень долго. — Рядом возник официант в кошмарной, жутко измазанной футболке без рукавов. Я заказал кофе и тут заметил комичную испуганную гримасу на лице Ризы. — И кувшин риохи. — Снова близился конец месяца. Официант собрался спросить мою рационную карточку, но узнал меня и молча ушел исполнять заказ.
— Надеюсь, тебя не выгонят с военной службы, — сказал Риза и перевел на мой счет стоимость всего кувшина риохи.
— Разве что когда Портобелло запретят законом.
— Они не сказали, когда Блейз выпишут? — спросил Марти.
— Нет. Невропатолог посмотрит ее только завтра утром. Она мне перезвонит.
— Пусть бы она позвонила еще и Хайесу. Я сказал ему, что с ней как будто все в порядке, но он все равно нервничает.
— Это он-то нервничает!
— Хайес знает Амелию дольше, чем ты, — резонно заметил Франклин.
— Ты погулял по Гвадалахаре? Как тебе тамошние злачные места? — поинтересовался Риза.
— Я просто немного побродил по городу. Не ходил ни в старый город, ни на окраины — не знаю, как там их называют.
— «Tlaquepaque», — подсказал Риза. — Я как-то раз провел там целую неделю. Наприключался вдоволь.
— Давно вы с Блейз вместе? — спросил Франклин. — Надеюсь, мой вопрос тебя не обижает?
Он, конечно, хотел сказать не «вместе», а совсем другое слово.
— Мы близки уже три года. И еще пару лет до этого были просто хорошими друзьями.
— Блейз была его научным консультантом, — добавил Марти.
— По докторской диссертации?
— Кандидатской, — поправил я.
— Понятно… — сказал Франклин и чуть улыбнулся. — Ты заканчивал Гарвард…
Джулиан подумал, что только такой сноб, как Франклин, мог произнести это с оттенком жалости в голосе.
— Сейчас, наверное, ты спросишь, добропорядочные ли у меня намерения? Ответ такой: у нас нет никаких намерений. И не будет до тех пор, пока я не уволюсь с военной службы.
— И сколько тебе еще осталось?
— Пока война не закончится. Может, еще лет пять.
— Блейз будет уже пятьдесят.
— Если точно, то пятьдесят два. А мне — тридцать семь. По-моему, это волнует тебя больше, чем нас с ней.
— Нет, — сказал он. — Может, это волнует Марти? Марти глянул на него исподлобья.
— Что вы будете пить?
— То же, что обычно, — Франклин продемонстрировал дно своей чайной чашки. — Давно ли это было?
— Я желаю вам обоим только добра, — сказал Марти. — Ты знаешь это, Джулиан.
— Восемь лет? Или девять?
— Господи, Франклин! Ты что, в прошлой жизни был терьером? — Марти потряс головой, как будто хотел очистить ее от грустных мыслей. — Все это закончилось еще до того, как Джулиан перешел в наше отделение.
Появился официант, принес вино и три бокала. Почувствовав напряженность за столом, смышленый парень разливал вино по бокалам так долго, как только мог. Мы все следили за ним, не говоря ни слова.
Потом Риза сказал:
— Ну, так что там насчет этих салонов с девочками?
Невропатолог, который на следующее утро пришел осматривать Амелию, был слишком молод и вряд ли имел достаточную квалификацию хоть в какой-то области медицины. У него была жиденькая козлиная бородка и прыщавая кожа. В течение получаса лекаришка задавал Амелии одни и те же простенькие вопросы, то и дело повторяясь.
— Где и когда вы родились?
— В Стурбридже, штат Массачусетс, двенадцатого августа тысяча девятьсот девяносто шестого года.
— Как звали вашу мать?
— Джейн О'Баниан Хардинг.
— В какой школе вы учились?
— В начальной школе Натан Хэйл, в Роксбури. Он помолчал, потом сказал:
— Сперва вы говорили — в Стурбридже.
Амелия глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Мы переехали в Роксбури в две тысячи четвертом году. Или в две тысячи пятом.
— Ах вот как. А где вы получали высшее образование?
— В высшей школе математических наук доктора Джона Д. О'Брайена.
— Это в Стурбридже?
— Нет, в Роксбури! И в среднюю школу я ходила тоже в Роксбури. Что вы себе…
— Какой была девичья фамилия вашей матери?
— О'Баниан.
Он что-то записал в своем блокноте, потом проронил:
— Так, хорошо. Встаньте.
— Что?
— Встаньте с кровати, пожалуйста. Встаньте! Амелия села на постели и осторожно опустила ноги на пол. Она прошла, пошатываясь, пару шагов, придерживая сзади полы больничного халата-распашонки, на котором не было ни пуговиц, ни завязок.
— Голова кружится?
— Да, немного. Конечно, кружится!
— Поднимите, пожалуйста, руки.
Амелия сделала, как он велел, и полы халата разъехались в стороны, обнажив ее спину.
— Славненькая у тебя попка, малышка! — прокаркала старушенция с соседней койки.
— А теперь закройте глаза и медленно сведите вместе вытянутые пальцы, чтобы они соприкоснулись.