Это вполне мог быть и сам Сковилл, поэтому даже ему ничего не сказали. Бригадное командование провело сложную операцию — каждому из механиков группы Сковилла сообщали разную, неверную информацию о расположении их будущих засад. Таким образом, когда обнаружится, что партизаны стягивают силы в какую-нибудь из указанных точек, наше начальство сможет выяснить, через кого именно происходит утечка информации.
Меня возникло еще немало вопросов, но далеко не на каждый из них командование дало ответы. Каким образом они сумеют отследить все цепочки обратных связей? Если девять человек думают, что они в одном месте, а десятый думает, что в другом, разве такое несоответствие может не вызвать недоумения или даже подозрений? Как враги вообще могут просматривать канал механика? И что потом случится с механиком, чей канал прослушивается?
Впрочем, на последний вопрос мне ответили. Его обследуют и удалят ему имплантат, а оставшийся срок службы он проведет в качестве техника или «бутса»-пехотинца, в зависимости от обстоятельств. А я подумал — наверное, в зависимости от того, сможет ли он сосчитать до двадцати, не снимая ботинок и носков. Армейским нейрохирургам по части искусности далеко до доктора Спенсера.
Я прервал связь с координатором — но это вовсе не значило, что она не сможет связаться со мной в любое мгновение, как только сочтет нужным. Оборудование контроля таит в себе огромные возможности, и не надо быть компьютерным гением, чтоб это понять. Вся группа Сковилла провела последние девять дней в искусно сработанной, выверенной до малейших деталей иллюзии виртуальной реальности. Координаторы держали под контролем все, что видел и чувствовал каждый из механиков Сковилла, и при любом изменении тотчас же поставляли по системе обратной связи информацию, соответствующую виртуальности. Точно такие же тщательно скроенные иллюзии-подделки они скармливали остальным девяти механикам, машина непрерывно создавала и поддерживала множество сотен отдельных деталей, из которых сплеталась цельная иллюзорная картина для группы Сковилла.
Окружавшие меня джунгли казались не более и не менее реальными, чем коралловый риф, в котором я побывал с Амелией. А что, если эта картина вообще не имеет никакого отношения к тому, где на самом деле сейчас находится мой солдатик?
Каждому механику иногда приходит в голову фантастическая мысль, что на самом деле никакой войны нет а все это — всего лишь сложная кибернетическая конструкция, созданная правительством с какой-то только ему одному известной целью. Можно, конечно, вернуться домой, включить телевизор и посмотреть в новостях с поля боя действия твоей собственной группы — но такое подделать еще проще, чем состояние подключения с обратной связью, которое соединяет механика с его солдатиком. Интересно, а бывал ли на самом деле в Коста-Рике хоть один механик? Ни один военнослужащий не мог легально побывать на территории нгуми.
Но, конечно же, это была всего лишь моя фантазия. А расстрелянные картечью механики в комнате подключения были настоящими. И трудно сфальсифицировать уничтожение ядерными бомбами трех больших городов.
Эта фантазия — только уловка, чтобы забыть на время о своей собственной ответственности за кровавую бойню. Мне вдруг стало очень хорошо — как я понял, мне впрыснули в кровь что-то бодрящее. Я попробовал сосредоточиться на мыслях о том, как же можно, как можно оправдывать… Впрочем, эти нгуми сами напросились. Очень жаль, конечно, что так много народу — хоть и этих самых нгуми — должно гибнуть из-за безумного фанатизма их главарей. И незачем об этом думать, незачем об этом думать…
— Джулиан! — тронула меня мысль координатора. — Веди свою группу на северо-запад, в трех километрах отсюда вас подберет вертолет. Когда прибудете на место встречи, просигналь домой на частоте двадцать четыре мегагерца.
Я сказал, что все понял, и спросил:
— Куда мы полетим?
— В город. Вы соединитесь с группами Фокса и Чарли. На сегодня задание у вас общее. Подробности сообщу позже, по дороге.
До условленного места было девяносто минут ходу. Джунгли здесь были не слишком густые, так что мы просто растянулись цепью с интервалами по двадцать метров и пошли к северо-западу.
Все мои посторонние мысли развеялись сами собой — я полностью отдался насущным проблемам. Надо было идти вперед, да еще и постоянно держать связь со всеми ребятами в группе и следить, чтобы они все делали как следует. Я сознавал, что цепочку моих рассуждений прервали, но не придавал этому особенного значения. Как бы то ни было, я никак не мог сейчас сделать пометку в ежедневнике, чтобы обдумать все, когда будет время. А когда выберешься из скорлупки, все подобные мысли просто вылетают из головы.
Карин что-то заметила, и я сразу же приказал всем замереть на месте. Через секунду Карин дала отбой — это оказалась всего лишь самка обезьяны-ревуна с детенышем. «И она не на дереве?» — спросил я. Карин мысленно кивнула в ответ. Я насторожился и передал тревожный сигнал всем остальным — как будто это было необходимо. Мы разделились на две группы и, следуя друг за другом, разошлись в стороны на пару сотен метров. Очень и очень тихо.
Поведение животных — крайне занимательная штука. Если животное начинает вести себя как-то неправильно, значит, тому есть какая-то веская причина. Обезьяны-ревуны на земле очень уязвимы. Пак заметил снайпера.
— Вижу Педро, на десять часов, сто десять метров от меня, в шалаше на дереве, метров десять над землей. Разрешите стрелять?
— Не разрешаю. Все остановитесь и осмотритесь вокруг, — Клод и Сара тоже заметили человека на дереве, остальные не увидели ничего интересного.
Я сопоставил три разных изображения.
— Это женщина, и она спит, — пол я определил по данным обонятельных рецепторов Пака. В инфракрасном свете я не увидел почти ничего нового, но дыхание женщины было ровным и размеренным, так люди обычно дышат во сне.