— Нет. Я приеду сейчас.
— Спасибо, милая, — я отключил связь и посмотрел на свое отражение в зеркальной поверхности монитора. Несмотря на то что я проспал целую ночь, вид у меня был довольно измученный и осунувшийся. Надо бы побриться и переодеться в гражданское.
Я спустился в мужскую комнату, быстро побрился и причесался. Союзная станция была не только действующим транспортным узлом, здесь еще располагался музей истории железнодорожного транспорта. Я прошел мимо нескольких вагонов подземки прошлого столетия. Их якобы пуленепробиваемая обшивка была вся испещрена вмятинами и царапинами. Паровой локомотив девятнадцатого века выглядел гораздо сохраннее.
Амелия ждала меня у дверей бара.
— Я взяла такси, — пояснила она, когда мы обнялись.
Она повела меня в бар, где звучала странная мрачноватая музыка.
— Так кто тебе этот Пит? Старый друг, говоришь?
— Это Питер Бланкеншип. — Я покачал головой. Но имя было смутно знакомое. — Он занимается космологией.
Робот-официант принес наш чай со льдом и сообщил, что отдельный кабинет обойдется нам в десять долларов. Я заказал еще стакан виски.
— Так, значит, вы друзья…
— Нет, мы просто знакомые. И я бы хотела, чтобы никто не знал, что мы с ним встречались.
Мы взяли свои стаканы, прошли и сели в свободном кабинете. Амелия внимательно посмотрела мне в глаза.
— Давай я попробую…
— Я убил человека.
— Что?!
— Я убил мальчика, не военного. Застрелил его из своего солдатика.
— Но как такое могло случиться? Я думала, тебе обычно не приходится убивать даже вражеских солдат…
— Это была случайность.
— Ты, наверное, как-то на него наступил?
— Нет, это был лазер…
— Ты «случайно» застрелил его лазером?
— Нет, пулей. Я целился ему по коленям.
— Ты стрелял в невооруженного гражданского?
— Он был вооружен. Это у него был лазер! Там был настоящий дурдом, обезумевшая толпа. Нам приказали стрелять во всех, у кого есть оружие.
— Но он ведь не мог повредить тебе… Он мог попасть только в твою машину.
— Он стрелял без остановки, почти не целясь, — я говорил неправду. Вернее, полуправду. — Он мог перестрелять там кучу народа.
— А ты не мог стрельнуть по его оружию?
— Нет, у него был тяжелый «ниппонекс». На этих моделях пуленепробиваемый корпус с абларовым покрытием. Понимаешь, я целился ему по коленям, и вдруг его кто-то толкнул в спину. Он начал падать — и моя пуля попала ему в грудь.
— Значит, это действительно был несчастный случай. Мальчику не стоило играть с игрушками взрослых.
— Ну, если ты так это воспринимаешь…
— А как это воспринимаешь ты? Ты ведь уже нажал на курок.
— Это безумие. Ты слышала, что было вчера в Либерии?
— В Африке? Знаешь, я была так занята…
— В коста-риканской Либерии.
— Ах, вот как! Значит, этот мальчик был там?
— Да, и тысячи других людей. И тоже «были», — я глотнул слишком много виски сразу и закашлялся. — Какие-то экстремисты убили пару сотен детишек и представили это так, будто мы в ответе за их гибель. Одно это было более чем ужасно. А потом на нас набросилась обезумевшая толпа, и… И… Средства для усмирения толпы мало того что не сработали — они сработали, только наоборот. Вместо того, чтобы успокоиться, народ разбушевался еще больше, и сотни людей погибли, растоптанные в жуткой давке. А потом они начали стрелять, стрелять в своих собственных людей. И мы… Мы…
— О, господи! Мне так жаль… — дрожащим голосом произнесла Амелия. — Тебе так нужна поддержка, а тут являюсь я, усталая и взвинченная, со своими заботами… Бедный мой… Ты говорил с психологом?
— Ага. Он мне здорово помог, — я выковырнул кубик льда из стакана с чаем и бросил его в виски. — Сказал, что я должен с этим справиться.
— В самом деле?
— Он дал мне какие-то таблетки.
— Ты поосторожнее с таблетками. И с выпивкой.
— Слушаюсь, доктор, — я отхлебнул маленький глоток.
— Это серьезно. Я беспокоюсь за тебя.
— Ага, я тоже. Так что там у тебя с этим Питом?
— Но ты…
— Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Для чего ты ему понадобилась?
— Для Юпитера. Он хочет опровергнуть основные положения космологии.
— А при чем тут ты? Наверное, любой из команды Макро знает о космологии больше, чем ты, — даже я, наверное, разбираюсь в этом лучше!
— Да, конечно. Вот именно поэтому он и выбрал меня — все, кто выше меня по служебному положению, участвовали в планировании проекта «Юпитер» и совершенно определенно относятся к… некоторым его аспектам.
— Что за аспекты?
— Я не могу тебе сказать.
— Давай, выкладывай.
Амелия взяла стакан с чаем, но пить не стала — только посмотрела на него.
— Я не могу тебе рассказать, потому что ты никак не сможешь сохранить это в тайне. Вся твоя группа узнает об этом уже на следующем дежурстве, как только ты подключишься.
— Они ни черта не понимают в науке. Любой из них не отличит Гамильтона от гамбургера. Все, что имеет отношение к технике, они воспринимают только по моей эмоциональной реакции, не более того. Никакие технические детали им недоступны — это для них все равно что древнегреческий язык.
— А я и говорю о твоих эмоциональных реакциях. Все, Джулиан, больше я ничего не могу сказать. Не спрашивай, пожалуйста.
— Ну хорошо, хорошо! — я выпил еще и нажал кнопку вызова официанта. — Давай возьмем что-нибудь поесть.
Амелия заказала бутерброды с лососем, а я взял гамбургер и еще виски, двойную порцию.
— Значит, вы с этим Питом совсем чужие люди друг для друга? И никогда раньше не встречались?
— К чему эти расспросы, Джулиан? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что говорю.
— Я встречала его лет пятнадцать назад на коллоквиуме в Денвере. Если ты помнишь, в то время я жила с Марти. Он поехал в Денвер, а я — с ним.
— А, вот оно как… — я допил первый стакан виски.
— Джулиан… Не выдумывай того, чего нет. Все в порядке. Он старый и толстый и еще более нервный, чем ты.
— Вот спасибо. Так когда ты вернешься домой?
— Завтра у меня занятия, так что я вернусь утром. А потом еще раз съезжу сюда в среду, если мы не успеем закончить все дела сегодня.
— Понятно.
— Прошу тебя, Джулиан, никому не рассказывай, что я была здесь, особенно Макро. Ладно?