— Привет, Джулиан! Как дела? — осторожно спросил Марти.
— Уже все в порядке. Давай переговорим об этом позже, идет? — Марти кивнул. Белда ничего не сказала, полностью сосредоточившись на разделывании креветок. — Есть что-нибудь новенькое насчет вашего с Рэем проекта? Меня это очень интересует.
— Новых данных почти нет, Рэй работает с тем, что есть Что там за жуть случилась с детишками в этой, как ее, Иберии?
— В Либерии, — поправил я.
— Трое наших пациентов поступили на обследование как раз после этого случая. Несладко же им пришлось!
— Всем тогда досталось. А особенно этим детям.
— Чудовища! — заметила Белда, оторвавшись от креветок. — Вы знаете, мне нет дела до политики, и материнский инстинкт у меня не особенно развит. Но у меня в голове не укладывается, как люди могли подумать, что такая чудовищная жестокость может им чем-то помочь?
— Это нельзя назвать и стратегическим мышлением, — добавила Амелия. — Ведь они сотворили подобное со своими собственными соотечественниками!
— Зато большинство нгуми уверены, что это подстроили мы, — возразил Марти. — Причем подстроили так, чтобы свалить вину на них… Поскольку всем ясно, что никто не стал бы делать такое со своими согражданами. Такой довод всем кажется вполне убедительным.
— Ты думаешь, именно на это они и рассчитывали. — спросила Амелия. — Не могу поверить! Какой цинизм!
— Нет, насколько нам известно — из конфиденциальных источников, хотя доказательств нет, — всю эту авантюру затеял и провернул один сумасшедший офицер с несколькими единомышленниками. Спецслужбы уже их всех ликвидировали — такие уж у них методы — и теперь стараются напустить побольше тумана в это дело, чтобы убедить мир, что это мы, а не они, зачем-то решили уничтожить школу с невинными детишками — наверное, для того, чтобы свалить все на нгуми. Чтобы показать, какие нгуми свирепые и безжалостные, хотя каждый ведь знает, что армия нгуми — это армия народных защитников, ее солдаты — из народа, и сражаются они за народ.
— Неужели им удалось хоть кого-то убедить в этой нелепице? — спросил я.
— Этому верят в большей части Центральной и Южной Африки. Вы что, не смотрели новости?
— Смотрели, но не все. Что там за ерунда с Международной Коллегией?
— Да армейские разрешили одному из законников Коллегии просмотреть в подключении любую запись, какую захочет — естественно, без права разглашать военные секреты. И этот судейский убедился, что для наших солдат это происшествие было полной неожиданностью, и все наши были поражены его ужасной жестокостью. Благодаря этой уступке Коллегии нам удалось доказать, что мы тут ни при чем, и общественное мнение теперь на нашей стороне — в Европе и даже кое-где в Азии и Африке. Но на юге Африки больше верят нгуми.
Эшер и Риза пришли вместе. И тут же накинулись на нас:
— Эй, сладкая парочка, здорово, что вы вернулись! Что, решили удрать из дома и пожениться?
— Мы удрали из дома, только чтобы поработать, — быстро ответила Амелия. — Мы были в Вашингтоне.
— Государственные дела? — спросил Эшер.
— Нет пока. Но скоро будут государственными. Со следующего понедельника.
— Может, поделитесь ценной информацией? Или там слишком много технических подробностей?
— Да нет, не особо много, по крайней мере в главном. — Амелия повернулась к Марти: — Рэй придет?
— Нет, у него какой-то семейный праздник.
— Хорошо. Тогда давайте заказывать напитки. У нас с Джулианом есть что вам порассказать.
Как только официант принес кофе, вино и виски и удалился, Амелия начала рассказывать нашу историю, ужасную историю предстоящей всегалактической катастрофы. Я время от времени добавлял кое-какие подробности. Нас слушали, не перебивая.
Потом все долго молчали. Наверное, за всю историю существования клуба полная тишина никогда не длилась здесь так долго.
Первым заговорил Эшер:
— Конечно, присяжные еще даже не начали разбирать это дело… В том числе и в буквальном смысле.
— Это верно, — сказала Амелия. — Но тот факт, что Питер и Джулиан получили совершенно одинаковые результаты — вплоть до восьмого знака! — хотя начинали анализ в разное время и использовали две совершенно разные методики… Нет, суд присяжных меня не очень-то беспокоит. Гораздо больше меня волнуют политические последствия закрытия такого грандиозного проекта. И еще я немного озабочена тем, где буду работать в следующем году. Или даже на следующей неделе.
Белда вздохнула.
— Да, вы неплохо позаботились о деревьях. Наверняка вы так же хорошо все продумали и относительно леса в целом?
— О том, что это оружие? — спросил я. Белда медленно кивнула. — Да. Это абсолютное оружие, способное разом уничтожить всю Галактику. Его необходимо Разобрать на детали.
— Но лес — это нечто большее, — заметила Белда, отпивая кофе. — Представьте, что его не просто разберут, а уничтожат полностью, так, что и следов не останется. Прошерстят всю литературу и вычеркнут каждую строчку, имеющую хоть какое-то отношение к проекту «Юпитер». А потом правительственные спецподразделения убийц перестреляют всех, кто когда-либо слышал об этом проекте. Что будет тогда?
— Скажи лучше сама, раз уж начала, — предложил я.
— Это очевидно. Лет через десять, а может — через сто или через миллион кому-нибудь другому придет в голову точно такая же идея. И замысел снова не удастся довести до конца. Но потом, через другие десять или миллион лет, кто-нибудь снова до этого додумается. И решится сделать это. Нет, даже не решится — просто сделает, и все. Потому что будет настолько ненавидеть мир, что захочет все уничтожить.
Снова надолго повисла тишина. Потом я сказал:
— Ну, по крайней мере теперь разрешилась одна из таинственных загадок, волновавших умы человечества. Никто ведь не знал, откуда берутся физические законы. А я вот подумал — может быть, все законы физики задаются характеристиками вещества и энергии, которые получаются в то мгновение, когда начинается рассеивание — когда зарождается новая галактика? Но это кажется невероятным и ненужным.