На крыше здания находилось шумное, ярко освещенное кафе под куполом. Это было как раз то, что надо. Я слишком долго пробыл взаперти внутри двух черепных коробок, занятый изматывающими размышлениями.
Несмотря на то что сегодня была суббота, в кафе было полно народу — наверное, из-за плохой погоды Мне пришлось выстоять в очереди целых десять минут прежде чем я добрался до прилавка и смог заказать себе чашку кофе и булочку, а потом еще оказалось, что все стулья заняты и негде даже присесть. Но внутри купола вдоль края крыши шел бордюр как раз подходящей высоты, чтобы на него можно было облокотиться.
Я еще раз перебрал мысленно все, что узнал от Марти. Десятипроцентная летальность при операциях по вживлению имплантатов — не совсем верная цифра. На самом деле семь с половиной процентов пациентов умирают, два и три десятых процента получают тяжелое повреждение мозга, два с половиной процента отделываются более легкими, восстановимыми повреждениями, а еще у двух процентов пациентов получается так, как это вышло у Амелии — никаких вредных последствий после операции не остается, но имплантат не действует. Согласно статистике смертности, около половины умерших — призывники, которых без их согласия направили на службу механиками, и погибают они из-за того, что не могут выдержать сложностей работы с солдатиками в боевой группе. Довольно большая часть других смертей происходит из-за несовершенства хирургической техники и плохого операционного оборудования в Мексике и Центральной Америке. Марти считал, что по большому счету для таких операций сейчас уже практически не нужно участие оперирующего хирурга, разве что для контроля на случай непредвиденных осложнений. Господи боже, автоматическая нейрохирургия! Но Марти уверен, что имплантация проходит на несколько порядков проще, если человеку потом не надо будет работать механиком, в боевой группе солдатиков.
И даже если отбросить эти десять процентов смертей, все равно остается одна сотая процента самоубийц, которые так или иначе сводят счеты с жизнью у Бостонской стены.
И как же, интересно, нормальные люди докатываются до такого? Гражданские, которые совершают самоубийства, подразделяются на несколько категорий: искатели сильных ощущений с неуравновешенной психикой, люди, страдающие от одиночества или сексуальной неустроенности. Очень много таких людей, как Амелия, — у которых семейные партнеры с имплантатами, а сами они поставить себе имплантат не могут.
Первое, что надо усвоить: это ни в коем случае нельзя делать бесплатно. Всеобщее благоденствие научило нас одному — люди обычно не ценят того, что достается им даром. Пусть это будет стоить месячную норму кредиток — хотя, по сути, большую часть этого месяца человек так или иначе проведет в бессознательном состоянии. Еще один важный фактор, который проявится с течением времени: люди, не прошедшие гуманизацию, будут менее удачливы в жизни. Может быть, они будут и менее счастливыми, хотя это трудно определить объективно.
Еще одна небольшая проблема — как быть с такими людьми, как Амелия? Поскольку они не могут подключаться через имплантат, подвергнуться гуманизации они тоже не смогут. Они будут чувствовать себя увечными, обозлятся и, возможно, из-за этого будут склонны к агрессивным действиям. А два процента из шести миллиардов — это составит сто двадцать миллионов людей. По одному волку на сорок девять овечек — этого вполне остаточно, чтобы обеспечить стаду должный «присмотр». Марти предполагал, что для начала таких людей надо изолировать, к примеру — переселить на острова, предварительно попросив выехать оттуда всех гуманизированных местных жителей.
Если заставить наши нанофоры наделать побольше новых нанофоров и сделать их общедоступными, любой человек сможет жить где угодно в полном комфорте, как в странах Альянса, так и на территориях нгуми.
Но, чтобы дело выгорело, перво-наперво необходимо будет подвергнуть гуманизации наших солдатиков и все военное руководство. Для этого надо проникнуть в генеральный штаб и на пару недель изолировать армейское командование от общества. У Марти даже был разработан план подобной операции — подложный приказ из Вашингтона, из Военного министерства, согласно которому всем высшим военным чинам надлежит пройти двухнедельные учения в полной изоляции.
Меня Марти выбрал на роль тайного агента. Он перекроил мои записи, так что я теперь как бы просто получил вполне безопасное небольшое нервное истощение. «Сержант Класс готов к несению службы, но командованию Портобелло рекомендуется полнее использовать его опыт и образование и перевести в руководящие кадры». Прежде чем возвращать меня в армию, Марти предполагал слегка подчистить мне память — сделать так, чтобы я на время забыл о попытке самоубийства, об участии в его заговоре и о катастрофических последствиях проекта «Юпитер». А потом, когда дело будет сделано, все встанет на свои места и я снова буду самим собой.
Следующая часть «эксперимента» заключалась в том, что мою прежнюю боевую группу нужно будет оставить в подключении на достаточно долгий срок, чтобы с ними произошла гуманизация. А потом я, уже находясь в расположении генерального штаба, сделаю так, чтобы моя группа туда проникла и подменила группу охраны.
О генералах хорошо позаботятся, им предоставят самое лучшее медицинское обслуживание. Марти подготовит специальные приказы, чтобы доставить с военной базы в Панаме одного нейрохирурга и его ассистента. У этой врачебной бригады поразительно низкий уровень неудач при операциях вживления имплантатов — в девяноста восьми процентах случаев имплантации проходят успешно.
Начавшись с генерального штаба, «эксперимент» быстро охватит весь мир. Акция будет распространяться снизу вверх — из Портобелло, и сверху вниз — благодаря связям, которые были у Марти в Пентагоне. И вскоре вся наша армия станет гуманизированной. И война закончится сама собой. Но начнется другая, еще более грандиозная битва.
Я жевал сладкую булочку с крабово-яблочной начинкой и смотрел сквозь прозрачный купол на плотную стену дождя. Потом я прислонился к стеклу и стал рассматривать посетителей кафе.