Мендес пожал плечами.
— Не так уж много.
— Вы узнаете абсолютно все, если мы хоть на мгновение подключимся двусторонним способом. Я любопытен.
— Вы не слишком хорошо умеете скрывать свои мысли. Но, впрочем, у вас не было возможности в этом попрактиковаться.
— Так что же вы все-таки уловили в моих мыслях.
— Зеленоглазое чудовище. Сексуальная ревность. Одна весьма своеобразная картина, способная смутить кого угодно.
— Вы смущены?
Мендес иронично улыбнулся и чуть наклонил голову.
— Нет, конечно. Я выразился условно, — он рассмеялся. — Простите. Я не хотел показаться высокомерным. И не думаю, что вас тоже могут смутить хоть какие-нибудь физиологические проявления.
— Да, конечно. Но это тоже в каком-то смысле моя проблема. Не имеющая решения.
— Она не может подключаться.
— Нет. Она пробовала, и ничего не получилось.
— Давно это было?
— Пару месяцев назад. В двадцатых числах мая.
— И этот э-э-э… случай, он произошел после этого?
— Да. Вот в чем сложность-то. Он, кажется, понял, в чем дело.
— Давайте вернемся к самому началу. Насколько я понял из ваших мыслей — если принять, что вы правы относительно проекта «Юпитер», — вы и Марти верите, причем Марти уверен больше, чем вы, что мы, прямо сейчас, способны избавить мир от войн и агрессии, так? Иначе всему миру придет конец.
— Марти выразился бы именно так, — я встал. — Пойду налью себе еще кофе. Вам что-нибудь взять?
— Плесните немного рома, пожалуйста. А вы в это не верите?
— Верю. Верю и не верю, — я занялся напитками. — Позвольте теперь мне угадать, что вы думаете. Вам кажется, что не стоит особенно торопиться, раз уж проект «Юпитер» все равно закроют, верно?
— А вы думаете иначе?
— Даже не знаю, — я поставил напитки на наш столик, Мендес взял свой ром, отпил немного и кивнул. — когда я подключался с Марти, у меня возникало ощущение острой необходимости сделать все как можно скорее, но это могло быть только его личное восприятие. Марти очень хочет своими глазами увидеть результаты этого замысла — пока он еще жив.
— Он не так уж стар.
— Да, ему только шестьдесят с хвостиком. Но эта идея уже давным-давно не давала ему покоя, еще с тех самых пор, как вы, ребята, появились. А может, еще и раньше. И он понимает, что понадобится какое-то время, пока все переменится окончательно. — Я лихорадочно подыскивал убедительные, логичные доводы. — Но даже не принимая во внимание желания Марти, есть и другие важные причины поторопиться со всем этим. То, что задумал Марти, настолько важно, что все остальное, что мы сделаем или не сделаем, не будет иметь почти никакого значения по сравнению с этим — если, конечно, есть хоть малейшая возможность это совершить.
Мендес понюхал ром.
— Уничтожение всего сущего…
— Вот именно.
— Впрочем, возможно, вы на самом деле слишком близки к этому, — сказал он. — Я имею в виду вот что — вы ведь задумали действительно необычайно грандиозный проект. В прошлые времена ни Гитлер, ни Борджиа не смогли бы устроить ничего подобного.
— В прошлые времена — нет, не смогли бы. Но не сейчас, — сказал я. — И вы едва ли не единственные из всех людей можете понять, насколько это реально.
— Мы — единственные из всех людей?
— У вас ведь есть собственный нанофор в подвале. Когда вам нужно, чтобы он что-нибудь произвел, что вы делаете?
— Просто просим. Мы говорим, что нам нужно, потом нанофор просматривает свой каталог и говорит, какие исходные материалы ему понадобятся и в каких количествах.
— Но вы ни разу не пробовали попросить его сотворить еще один нанофор, правда ведь?
— Говорят, он и не сможет этого сделать. Расплавится от перенапряжения. А я не настолько любопытен, чтобы это проверять.
— Но ведь это тоже часть его программы, разве нет? И теоретически вы вполне могли бы обойти это, наделать кучу нанофоров и замкнуть их в кольцо.
— Ах, вот к чему вы ведете! — Мендес медленно кивнул.
— Вот именно! Если бы вы сумели обойти этот запрет, то могли бы в конце концов сказать: «Воссоздай для меня проект „Юпитер“. И ваш нанофор смог бы это сделать — при наличии достаточного количества исходных материалов и доступа к нужным источникам информации.
— Как воплощение желания одного человека.
— Да!
— О господи! — Мендес выпил свой ром и со стуком поставил стакан на стол. — Господи, боже мой!
Я продолжал:
— И тогда вся Вселенная, все бесчисленные триллионы галактик исчезнут — если какой-нибудь сумасшедший маньяк скажет нанофору нужную последовательность слов.
— Марти очень верит в сотворенных им чудовищ, если позволил нам приобщиться к этому знанию, — сказал Мендес.
— Вера или отчаяние — какая разница? Я получил от него заряд и того, и другого.
— Вы голодны?
— Что? — я не сразу понял, о чем это он.
— Вы хотите пообедать прямо сейчас или подождете сперва мы все подключимся?
— Если я и изголодался, то по таким подключениям. Давайте сперва подключимся.
Мендес встал и дважды громко хлопнул в ладоши.
— Все — в большую комнату! — объявил он. — Марк ты остаешься на дежурстве.
Все остальные прошли один за другим через двойные двери в другую часть атриума. Я с замиранием сердца думал о том, что меня там ожидает.
Джулиану привычно было ощущать себя одновременно десятью разными людьми, но и это ощущение временами вызывало растерянность и некоторую неловкость, несмотря на то что остальные девять давно стали для него необычайно близкими людьми. И он не очень хорошо представлял себе, каково же будет подключиться одновременно с полутора десятками совершенно незнакомых мужчин и женщин, которые постоянно подключались все вместе в течение целых двадцати лет. Такое подключение все равно было бы для Джулиана «terra incognita»[13], даже если бы с этими людьми не произошли пацифистские изменения, о которых предупреждал его Марти. Джулиан иногда соединялся по горизонтальной линии связи с другими боевыми группами, и всякий раз это больше всего походило на неожиданное вмешательство постороннего в задушевный семейный разговор.
Восемь из этих людей когда-то были механиками, или, по крайней мере, предшественниками механиков. Джулиан гораздо больше беспокоился из-за остальных, бывших преступников и наемных убийц. Но они же вызывали у него и больше любопытства.