— Этим вы меня не запугаете!
— Я всего лишь пытаюсь найти с вами общий язык.
— Но вы ведь даже не военный! И никто здесь не служит в армии, кроме сержанта Класса.
— Уже по одному этому вы могли бы кое-что понять, вас высокий доступ к секретной информации, и тем не менее вы не знаете, кто я такой на самом деле.
Полковник покачал головой, откинулся на спинку кресла и отпил немного вина.
— У вас было время, чтобы узнать обо мне все, что вы знаете. Но я никак не могу решить, кто же вы — суперсекретный агент или самый лучший притворщик из всех, кого я когда-либо встречал?
— Если бы я собирался вам угрожать, я начал бы прямо сейчас. Но вы знаете, что я не собираюсь этого делать, иначе вы не сказали бы того, что только что сказали.
— И вы решили пригрозить мне тем, что не станете меня запугивать?
Мендес рассмеялся.
— Согласиться, чтобы познать — да, должен признаться, что мне знакомы методы психиатров.
— Но вас нет в каталоге Американской медицинской ассоциации.
— Нет.
— Методы священников и психиатров действительно в чем-то схожи. Но я почему-то уверен, что и в регистрационных каталогах католической церкви вашей фамилии тоже нет.
— Отследить это немного труднее. И для нашего дальнейшего сотрудничества было бы лучше, если бы вы не стали этого проверять.
— Я вовсе не намерен с вами сотрудничать. Не вижу для этого никаких причин — если только вы не собираетесь пристрелить меня или засадить в тюрьму.
— Чтобы упрятать вас в тюрьму, понадобилось бы слишком много бумажной волокиты, — сказал Мендес. — Джулиан, похоже, вам все-таки придется с ним подключиться. Что вы об этом думаете?
Я вспомнил ощущение от приобщения к коллективному сознанию Двадцати.
— Он честно соблюдает конфиденциальность в плане врачебной этики.
— Спасибо.
— Тогда, если вы выйдете из комнаты, мы сможем пообщаться как врач и пациент. Но тут кроется ловушка.
— Это правда, — согласился Мендес. Он тоже вспомнил о сеансе совместного подключения. — Вы, доктор Джефферсон, можете не захотеть, чтобы с вами это проделывали.
— Что именно?
— Операцию на мозге, — сказал Мендес.
— Мы можем сообщить вам, чем мы здесь занимаемся, — продолжил я. — Но нам придется сделать так чтобы вы никому больше не могли рассказать об этом.
— А, подчистка памяти! — догадался Джефферсон.
— Может оказаться, что этого недостаточно, — заметил Мендес. — Нам придется уничтожить не только ваши воспоминания об этой поездке и обо всем, что с ней ассоциируется, но также и воспоминания о том, как вы лечили Джулиана, и о людях, которые его знают. А это слишком большой объем памяти.
— Что нам следовало бы сделать, — сказал я, — так это вытащить ваш имплантат и пережечь все нервные связи от него. Согласитесь ли вы на такое, только ради того, чтобы узнать нашу тайну?
— Имплантат необходим для моей профессии, — возразил Джефферсон. — Я привык к нему и буду чувствовать себя неполноценным без имплантата. Ради разгадки всех тайн Вселенной я, может быть, и решился бы на такое. Но ради тайны Дома Святого Бартоломью — нет, это уж слишком.
В дверь постучали, и Мендес разрешил войти. Это был Марк Лобелл, он нес, прижав к груди, небольшой пюпитр.
— Можно поговорить с вами, отец Мендес?
Когда Мендес вышел, Джефферсон подался вперед, пристально глядя мне в глаза.
— Джулиан, вы находитесь здесь по собственному желанию? — спросил он. — Вас никто не принуждает?
— Никто.
— Мысли о самоубийстве?
— Я и думать об этом забыл, — тут я соврал — я по-прежнему не выкинул этого из головы, но мне очень уж хотелось посмотреть, чем тут все закончится. А если Вселенная навернется ко всем чертям, то я так или иначе погибну вместе с ней.
Я вдруг подумал, что, наверное, именно так и должен был бы отвечать человек, снова задумавший совершить самоубийство. По-видимому, эти мысли как-то отразились у меня на лице, потому что Джефферсон сказал:
— Я вижу, вас что-то угнетает.
— А вы хоть помните, когда в последний раз видели человека, которого совершенно ничего не волнует?
Тут вернулся Мендес с папкой под мышкой. Он вошел, и дверной замок защелкнулся у него за спиной.
— Вот что интересно, — проговорил Мендес, заказав в автоматическом баре чашку кофе и усаживаясь за стол, — оказывается, вы, доктор Джефферсон, взяли отпуск на целый месяц.
— Естественно. Я же переезжаю.
— А те люди, которые ожидают вашего возвращения, — они рассчитывают, что вы обернетесь за день-другой?
— Примерно так.
— И кто же, интересно, эти люди? Вы не женаты, живете один.
— Мои друзья. Коллеги по работе.
— Понятно, — Мендес протянул папку Джефферсону.
Джефферсон посмотрел на верхний листок, потом на следующий.
— Вы не можете этого сделать! Как вы можете это сделать?!
Я не мог прочитать, что там было написано на этих листках, но это явно были какие-то бланки служебных приказов.
— Очевидно, все же могу. А что касается того, как я сделаю, — Мендес пожал плечами. — Вера способна передвигать горы.
— Что это? Я временно переведен сюда для исполнения служебных обязанностей, на три недели. Отпуск отменен. Что за чертовщина здесь творится?!
— Мы должны были принять решение, пока вы еще находитесь здесь, в здании. Так что поздравляю вас, доктор Джефферсон, и приглашаю присоединиться к нашему небольшому проекту.
— Я отказываюсь от приглашения! — Джефферсон оттолкнул папку и встал. — Выпустите меня отсюда!
— Если бы у нас была возможность нормально поговорить, вы могли бы либо уйти, либо остаться — по собственному желанию, — Мендес открыл панель на столе и достал из встроенного ящичка два разъема — красный и зеленый. — Односторонняя связь.
— Ни-ка-кой связи! Вы не можете заставить меня подключаться с вами!
— В общем-то, вы правы, — Мендес многозначительно посмотрел на меня. — Я совершенно не способен на что-нибудь подобное.
— Зато я способен, — заявил я и вынул из кармана армейский нож. Нажал на кнопку — и пламенеющее лезвие с легким шорохом выскользнуло из ложи.