Однополая любовь среди фербийцев была чрезвычайно редка, тем более любовь
фербийца и землянина…
Сделав задуманное Монлис отпустил Пескару и, мило улыбаясь, посмотрел
в его ошалевшие глаза. Подружка испанца так и осталась сидеть с соленым
масленком на вилке и с открытым ртом, который медленно искажался в гримасе
отвращения. Рассматривая Пескару с милой улыбкой на лице, Монлис выдержал
паузу.
— А я смотрю, ты это или не ты?… — сладко пропел Монлис, грациозно склонив
голову на бочок и подтянул к подбородку сложенные вместе ладошки. — Ну,
что же ты, шалунишка, не звонишь, не пишешь? Убежал в Наувар и затаился…
— Монлис улыбнулся еще шире. — Тор-ре-е-ро-о-о… Позвони мне сегодня.
Шальшок поднял вверх правую ладошку и, прощаясь, пошевелил пальчиками.
Также легко, но, как и прежде без пошлости, покачивая бедрами, Монлис
направился к выходу. Он еще не успел подойти к дверям, как Пескара опомнился,
вскочил, чуть не опрокинув свой стул, и кинулся вдогонку. Охрана переглянулась,
но идти следом за хозяином не рискнула.
Пескара вылетел на улицу и нервно завертел головой в поисках придурка
фербийца. Повернувшись налево, он нос к носу столкнулся с Салисом.
— Привет, — сказал инспектор.
Пескара не нашел что ответить. Да он и не искал, а просто стоял ошарашенный,
с выпученными глазами. Похоже, сегодня был вечер из серии очевидное —
невероятное.
— Я один, без группы захвата, — сказал Салис. — Пошли, пошепчемся.
Инспектор развернулся и пошел к своей машине. Энрике постоял несколько
секунд в нерешительности, затем оглянулся, двинулся вслед за законником
совсем забыв о голубом фербийце. Салис остановился возле открытой водительской
двери «Фаэтона» в ожидании испанца. Энрике подошел к машине открыл правую
дверь и сел на пассажирское сиденье.
— Чего надо? — захлопнув дверцу спросил Пескара.
— Как в Науваре, жарко? — спросил Салис.
— Че надо? — грубо повторил Пескара.
— Когда ты был последний раз в Альвероне?
— Прошлой осенью.
— Повторяю. Когда ты был последний раз в Альвероне?
— До свидания, — сказал Пескара и приоткрыл дверь.
— Не спеши, — сладко пропел Монлис, положив на плечо Пескаре руку.
Услышав знакомый голос, испанец вздрогнул, дернулся вперед и резко обернулся.
— Закрой дверь, — улыбнулся Монлис.
Энрике помедлил с минуту, хлопнул дверью и повернулся к Салису.
— Я вообще здесь сижу, только потому, что это твоя машина.
— Когда ты последний раз был в Альвероне? — спокойно повторил свой вопрос
Салис.
Пескара молчал.
— Весной ты продавал взрыватели. Меня интересует кто покупатель.
— Ты что, инспектор?.. Долго думал перед тем, как спросить?
Салис выдержал небольшую паузу, глядя Энрике в глаза.
— Весной ты продал партию взрывателей. У меня есть четыре кандидата на
роль покупателя. Если ты не скажешь, кому продал или ошибешься в фамилии,
я тебя арестую. Ведь ты же в розыске.
— В этом деле замешаны большие люди, инспектор, — сказал Пескара. — Ты
даже не представляешь, в какие проблемы вляпался.
— Все знают, что я ищу продавца, — продолжил Салис. — Ты сам сказал,
что люди замешаны серьезные. И как ты думаешь, о чем подумают эти люди,
когда я отвезу тебя в тюрьму? Могу поспорить, что ты повесишься в камере.
Если расскажешь — я тебя отпущу.
— Дай слово, — потребовал Пескара.
— Даю слово.
— Значит так, — начал Пескара. — Взрыватели я продавал не весной, а в
начале февраля. Продал я их Шустряку, царствие ему небесное.
— Может потому и Шустряку, что царствие ему небесное? — ласково спросил
Шальшок.
Пескара снова вздрогнул и обернулся, посмотрел на Монлиса, хмыкнул, перевел
взгляд на Салиса.
— Я не виноват, что он оттопырился. Говорят вы ему и помогли…
Имперские сыщики молчали.
— Вартонус, слышал про такого? — спросил Пескара.
— Приходилось.
— Он из имперской безопасности. Я иногда продавал ему… то, се… так, по
мелочи. Как говорится для личных нужд. В тот раз он приехал вместе с Шустряком
и еще одним землянином. Я его раньше не видел.
— Посмотри, не этот? — спросил Монлис, показывая фотографию Бриско.
Пескара обернулся и взглянул на фотографию.
— Он.
Салис задумался. Пескара терпеливо ждал.
— Свободен, — скомандовал Салис.
— Ты дал слово, — напомнил Энрике, подняв указательный, палец и открыл
дверцу. — Слово, — повторил он стоя на асфальте.
— У тебя есть сутки, — сказал Салис. — Через тридцать часов я заявляю,
что видел тебя на Адмиралтейской и выезд из Альверона для тебя будет закрыт.
— Чао-о-о! Э-эх-х-х-х… Милашка… — мечтательно выдохнул Монлис. Энрике
посмотрел на Монлиса и сплюнул на асфальт.
Имперские сыщики взглядом проводили испанца до дверей бара. Как только
торговец оружием скрылся из вида, Салис завел машину и тронулся с места.
— Как ты его вывел на улицу? — спросил Лоун.
— Я его поцеловал.
Старинные настенные механические часы приглушенно пробили четверть первого
ночи. Мерное потикивание отсчитывало секунды, секунды выстраивались в
минуты, минуты тянулись в часы, счет которым Тайлон уже давно потерял.
Под окном от остановки тихо отъехал монорельсовый поезд. Наверное, последний
этой ночью. Молчун поднес к губам бутылку кальвадоса и сделал большой
глоток. Он не спал уже четвертые сутки. Третьи сутки доктор Шнайдер не
отходил от его ребенка. Вчера сыну стало хуже. Шнайдер переехал из гостиницы
в дом Молчуна. Как только мальчик издавал малейший звук, Шнайдер подскакивал
из кресла и склонялся над пациентом. Пока что изменений не было ни в лучшую,
ни в худшую сторону.
Шнайдер имел дипломы терапевта и психолога. Гипноз он изучал уже после
университета. Нельзя сказать, что это было. Хобби или призвание, а может
крик души…
Уже пятнадцать лет доктор Шнайдер вытаскивал людей, детей и взрослых, мужчин и женщин, с той стороны зеркального стекла. И пять лет, как перебравшись
на Фербис, он делал то же самое с фербийцами. Коллеги над ним подшучивали,
считали что он не совсем в себе. Причина насмешек крылась не в его желании
помочь сошедшим с ума, а в методе. С каждым новым пациентом Шнайдер погружался
в новый мир кошмаров. Он проникал в подсознание больного и блуждал в темных
лабиринтах, в поисках причины тяжелого недуга. Шнайдер лечил не просто
сумасшедших. Шнайдер лечил тех, кого с ума свели. Стрессовые ситуации,
душевные трагедии, самовнушение, а с недавних пор гипноз, психотронная
обработка.
Когда впервые, еще на Земле, в Германии, Шнайдер нашел в подсознании пациента
«ключ», он сам чуть не лишился рассудка. Вся картина, которую пережила
Марта Мюллер, пронеслась перед Шнайдером за одну секунду. Неизвестные
люди в белых халатах заставили мать убить своего младенца. Об этом писали
газеты: «Молодая мама сошла с ума и убила свое дитя». Не только Германия,
вся Европа содрогнулась в ужасе. Но лишь один Шнайдер знал настоящую историю
трагедии.
Путем несложного внушения кто-то заложил в подсознание матери программу,
которую она, ни на секунду не замешкавшись, выполнила. Вскоре случилось
нечто похожее. Десятилетний мальчик ночью перерезал горло своим родителям
и маленькой сестренке. Мальчика поместили в психиатрическую лечебницу.
В подсознании ребенка Шнайдер нашел тех же людей. Людей в белых халатах.
Через два дня Шнайдер опубликовал статью о неизвестных врачах, заставляющих
людей делать страшные поступки помимо своей воли. Ученый мир Европы поднял
его на смех. А вечером, в дом к Шнайдеру пришли гости. В те времена все
только начиналось. Именно поэтому доктора сначала решили просто запугать.
Шнайдер заявил, что у него есть неопровержимые доказательства о деятельности
преступной организации, занимающейся зомбированием людей. Он разослал
копии документов двадцати своим знакомым и если с ним что-нибудь случится,
все это будет передано в полицию, в газеты, на телевидение. Сам он не
обнародовал эти факты, только потому, что выглядят они почти фантастическими.
Но если он умрет, то в свете его кончины все примет несколько иную окраску.