Наверное, это странно, но не званные гости поверили Шнайдеру. Они лишь
предупредили доктора, что если он продолжит трепать языком, то никакое
завещание ему не поможет. А Шнайдер после ухода гостей принялся делать
то, чем всего час назад столь удачно блефовал. Он написал два десятка
отчетов о своих наблюдениях за больными и в течение месяца оставил их
у надежных людей, дав четкие инструкции как поступить с пакетом, если
с ним что-либо случится.
Шнайдер понял, что шансов на победу у него нет. Но он был совсем неглупым
человеком и предвидел, во что могут вылиться подобные опыты. В этой игре
принимали участие не просто негодяи. Здесь чувствовалась организация.
Тайная или государственная… А почему бы и нет? Если страны поставили себе
на службу смертоносные бактерии, почему им не воспользоваться технологией
подмены личности? А бороться с государством практически невозможно. Шнайдер
решил, что принесет гораздо больше пользы, если не погибнет мучеником
за правду, а будет спасать тех, кого еще можно спасти. С годами технология
подмены личности совершенствовалась и становилась все более изощренней.
Но Шнайдер не опускал рук.
День за днем, год за годом Шнайдер изучал полученную разным каналам информацию.
Он находил людей подвергшихся зомбированию и пытался им помочь. Вход,
как правило, там же где и выход. Тем же ключом, которым пользовались при
закладке программы в подсознание человека Шнайдеру иногда удавалось снимать
программу. Его пациентам приходилось еще очень долго лечиться, но не это
было главным. Главное что они оставались людьми. Людьми, а не куклами
на веревочках. Самостоятельно мыслящими субстанциями.
На Фербисе Шнайдер поселился в далеком городе Катрос и занялся тем же
самым, чем занимался на Земле.
Вот и на этот раз он недолго раздумывал ехать ему в Альверон или нет.
Единственное что его беспокоило, так это то время, которое уйдет на перелет
из Катроса в Альверон. В его работе время очень часто значило много, если
не все. У трапа самолета Шнайдера встретил лимузин и три телохранителя.
Шнайдер не сразу мог привыкнуть, что его теперь кто-то охраняет.
С юношей из Альверона все обстояло гораздо хуже. Здесь применялась новая
методика кодирования и Шнайдер никак не мог разобраться. Ему даже показалось,
что как и в компьютерной программе в этом случае кто-то поставил защиту
от взлома…
Дверь открылась, Шнайдер вышел из детской комнаты, Молчун поставил на
подоконник полупустую бутылку и обернулся.
— Я никогда не сталкивался с подобным… — Шнайдер запнулся, пытаясь найти
более точное слово, теряясь в фербийских определениях, — методом или технологией…
Шансы у нас есть, но очень маленькие. Обещаю лишь, что сделаю все, что
в моих силах. Я не отступлюсь, пока останется хоть какая-то надежда.
Шнайдер замолчал. Молчун чувствовал, как жизнь уходит из него.
— Я мог бы пообещать вам много денег, и заплатить обещанное, — сказал
Тайлон, — но чувствую, что деньги здесь не помогут. Я мог бы пообещать
убить вас, если вы не поможете сыну, но смерть как я вижу вас уже давно
не пугает. Как мне помочь моему ребенку? Чем помочь вам? Что мне сделать?
Сначала умерла его мать. Стреляли в меня, а попали в нее. Теперь у меня
пытаются отнять сына. Что мне сделать?! — Крикнул Молчун.
— Набраться сил и ждать, — ответил Шнайдер. — Поверьте мне. Я много раз сталкивался с такого рода трагедиями, и все что оставалось близким — это
ждать. А денег вы мне должны, только за билет на самолет.
— Деньги тлен… Рубашка тряпка… — медленно выговорил Молчун, глядя на
улицу. — Кому понадобилась душа ребенка? Зачем?!
— Самое страшное, что ваш сын для них ничего не значит. Он один из сотен,
на ком ставится опыт. Расходный материал. В статистике это меньше процента.
Так было на Земле. Так будет на Фербисе… Я не знаю, каким будет конец
Света, я не могу представить льющуюся с небес горящую серу, но то к чему
ведут эти эксперименты… Фербийцы и земляне просто не успеют осознать,
что все уже кончилось. Они даже не успеют содрогнуться в ужасе от увиденного.
Я много лет занимался проблемой подмены личности на Земле, теперь занимаюсь
этим на Фербисе. И на Земле и на Фербисе до сих пор мало кто хочет верить
в то, что все это реально. В то, что быть может этот день, этот вечер
последний.
— Я не могу понять, в чем смысл этой дьявольской игры?
— Власть, — спокойно ответил Шнайдер.
От этих слов по спине Молчуна прошелся холодок. Он обернулся и посмотрел
на Шнайдера. В свете ночной лампы глаза доктора блеснули почти скорбным
светом. Молчун понял, что с этой мыслью Шнайдер прожил очень много лет.
— Власть над миром, — спокойно повторил Шнайдер. — Представьте только,
что в один день все мыслящие существа превратились в покорных рабов, в
автоматы выполняющие четко определенные функции. Извечная, маниакальная
мечта порабощения мира, одним человеком или группой, сегодня как никогда
близка к осуществлению. И чем веселее земляне и фербийцы смеются над этой
сказкой, тем быстрее она может осуществиться.
— Я еще в детстве считал, что раз есть хорошие и плохие фербийцы, добрые
и злые собаки, то и сказки могут быть страшными. — Молчун замолчал и вдруг
добавил задумчиво. — А с другой стороны какого черта… Ведь я сам выбрал
свою дорогу и уже давно переступил черту…
В детской комнате раздались какие-то звуки. Шнайдер засеменил к двери.
За ним шел отец ребенка. Ночное небо чуть тронулось рассветом.
Список миссионерских организаций, которые, так или иначе, утверждали,
что каждому кто войдет в их двери они покажут путь к спасению, или по
крайней мере к солнцу, был огромным. Лечебные центры, центры реабилитации
и адаптации, плодились словно грибы после дождя. Салис не удивился, когда
неожиданно заметил что эти два, на первый взгляд, разных списка нередко
пересекаются. Появились догадки, которые стоило проверить.
Здание, в котором разместилась «христианская миссия», было выполнено в
стиле хайтек, со сферическими элементами на крыше, традиционными для Фербиса.
Парадные двери миссии были закрыты и имперские сыщики решили обойти здание
кругом. Свернув за угол они увидели небольшую гранитную лестницу, с массивными
деревянными перилами, ведущую к железной двери, обшитой коричневой кожей.
Рядом с дверью висела никелированная табличка: «Центр реабилитации и психологической
помощи молодежи».
Салис нажал кнопку звонка. Дверь открылась. На пороге стоял крепкий молодой
землянин, в темно-зеленой униформе, с пластиковой карточкой на кармане,
на которой было написано: Секьюрити.
— Добрый день, — приветливо сказал охранник. — Вы к кому?
— Добрый день, — ответил Салис и предъявил голубой ромб. — Имперский
сыск, инспектор Салис, инспектор Шальшок. Можно нам пройти вовнутрь?
— У вас назначено? — спросил охранник.
— Нет.
— Сожалею, но вы не можете пройти.
— Мы разыскиваем маньяка, — Шальшок показал специально захваченную у
дежурного фотографию рецидивиста, который третью неделю был в розыске.
— По нашей информации час назад он зашел в эту дверь. Позвольте войти.
— Нет, — ответил охранник, взглянув на фото. — Он сюда не заходил.
— Вашего слова нам недостаточно, — пока еще вежливо сказал Салис. — Нам
нужно осмотреть помещение. Позовите кого-нибудь из старших.
— Никого из руководства нет на месте. У меня четкое указание никого не
пускать.
Охранник попытался закрыть дверь, но Салис придерживал ее ногой. Охранник
повторил попытку дважды. Сыщики решили действовать напористо, но без хамства.
Ордера на обыск у них не было, а в случае скандала, было бы непросто объяснить
цель своего визита в «центр».
— Я же вам сказал никого нет, — охранник попытался освободить дверь от
ноги сыщика. — Без указания директора «центра» я никого не могу пустить.
Действовать напористо и без хамства получается крайне редко и инспектор
решил перейти к отработанной схеме.
— Вот тебе указание, — спокойно сказал Салис и достал пистолет. — Лицом