— Меня зовут доктор Экхарт. Сразу хочу вас предупредить, что убежать
отсюда невозможно.
— Откуда отсюда?
— Это не так важно. Главное что вы теперь здесь и от вашего поведения
зависит расстанемся мы друзьями или не расстанемся вообще.
— Так значит все таки расстанемся?
— Не обольщайтесь. Кормить вас на халяву, до конца ваших дней, желающих
нет, — сказал доктор. — Считайте, что это второе предупреждение. Или даже
третье, оно же последнее. Представьте, что вы находитесь санатории. Отдохнете
у нас недельку, нервишки подлечите и на свободу с чистой совестью. Смотрите,
какие у нас просторные номера.
— Предупреждение? — переспросил Салис. — А по какому поводу?
— Да все по тому же. Знаете, вы меня просто умиляете. Такой опытный сыщик
и такие глупые вопросы. Вам же сказали, что вы лезете не в свое дело.
Я, конечно, допускаю, что очень хочется сунуть два пальца в розетку… Исключительно
из познавательных соображений. Но вы уже не ребенок. Понимать должны,
где долбанет по пальцам, а где и по голове.
Салис вспомнил о больной макушке. Доктор Экхарт это заметил.
— Извините, неудачный каламбур. Значит так, — со вздохом сказал Экхарт
и замолчал на несколько секунд. — Сейчас вас проводят на завтрак. Кормят
у нас хорошо. Заодно и с сумасшедшими пообщаетесь. Так сказать увидите
бытие, которое может навсегда определить ваше сознание. Оттуда к себе
в номер. Позже за вами зайдут, проводят на предварительное психологическое
тестирование и, пожалуй, на сегодня все. Завтра с утра, до завтрака, сдадите
кровь на анализ. Не нервничайте, никакого подвоха. Возьмем грамм сто из
вены. Хотелось бы конечно сегодня, но вот похмелье, пусть небольшое, да
и лекарства в крови… нехорошо это. Подождем до завтра. А дальше поглядим.
Вопросы есть? Даже если и есть лучше их не задавать. Здесь правило одно.
Делай, что говорят и все будет в порядке. Что вы по этому поводу думаете
никого не интересует, у нас не кафедра философии, а кафедра психиатрии.
Главное берегите голову, — улыбнулся доктор и не дожидаясь ответа вышел
в коридор.
Салис проводил его взглядом, а затем по очереди взглянул на санитаров.
Их лица вдруг стали убедительно добродушными. Санитары подождали пока
Салис налюбуется ими и тот, что приносил стаканчик сказал:
— Прошу вас пройти на завтрак, господин Салис.
Инспектор поднялся с кровати, запахнул полу халата, завязал пояс и побрел
за вторым санитаром. Они прошли по коридору, по бетонной лестнице поднялись
из подвала на первый этаж. Столовая оказалась в двух минутах ходьбы от
подвала с камерами, которые профессор любя называл номерами. Эта любовь
сразу же насторожила Салиса.
Столовая была небольшая, пациентов в этот час в ней было немного. Очевидно,
это были самые нормальные из тех сумасшедших, что находились в клинике.
То, что это клиника, точнее те самые «Ясли», Лоун уже не сомневался.
Инспектора провели через весь зал в дальний угол, к столу за которым уже
сидели три фербийца. По пути Салис бросил взгляд на трапезу заключенных.
Ничего особенного она из себя не представляла. Рисовая каша на молоке
и стакан какао. Двое пациентов из-за чего-то повздорили. Санитар, стоявший,
у дверей столовой быстро подошел к ним и ласково предупредил:
— Сейчас салькатек вколю.
Психи вздрогнули, опустились на стулья и, как ни в чем не бывало, принялись
сосредоточенно поедать кашку. Салис слышал, что салькатек в психиатрии
часто применяется как наказание. Сначала он действует расслабляюще, снимает
агрессию, а когда «приход» отпускает, начинается жуткая ломка костей.
Да такая, что хочется на стену залезть.
Салиса подвели к столу. Здесь меню было совсем другим. Очевидно за этим
столом сидели не настоящие сумасшедшие, а «объекты».
— Доброе утро, — хмуро поздоровался инспектор, опускаясь на предложенный
ему санитаром стул.
Никто из сидящих, как будто бы не заметил его. Все продолжили сосредоточенно
пережевывать жареную яичницу с ветчиной и запивать ее апельсиновым соком.
Салис был голоден и поэтому решил подкрепиться. Если бы хотели отравить,
то просто бы связали и вкололи без лишних реверансов. Доктор Экхарт имеет
дар объяснять положение вещей.
После завтрака Салис почувствовал себя гораздо лучше. Головная боль почти
исчезла. Лоуна не отправили в камеру, как говорил доктор, а сразу же повели
на тестирование.
Инспектор присматривался. Коридоры, по которым его водили, ничем не отличались
от обычных больничных. Напротив выхода с лестницы был грузовой лифт, вправо
и влево уходили два крыла. По коридорам тянулась зеленая ковровая дорожка,
по правую и левую руку располагались кабинеты.
— Сюда, пожалуйста, — сказал Салису санитар, когда они поднялись на второй
этаж и показал рукой на левое крыло.
Дверь кабинета с номером восемнадцать была чуть приоткрыта. Санитар подвел
Салиса к соседней, с номером двадцать.
— Присаживайтесь, — сказал санитар и постучав открыл дверь с номером
восемнадцать.
Салис изображая послушного мальчика присел на один из стульев. Санитар
зашел в кабинет. Из неплотно закрытой двери доносились обрывки разговора.
Инспектор прислушался.
— Вколи ему за полчаса до сеанса две-три десятых грамма барбамила или
ноль двадцать пять ноксирона…
Лоун слышал названия этих препаратов на встрече в парке, они используются
при подготовке объекта к гипнозу. Значит его привели на проверку… сейчас
они проверят его реакцию, рассчитают параметры и привет. Инспектор Салис
— дежурный по отряду зомби.
«Нет, сразу они кодировать не будут, это точно, — успокаивал себя Лоун.
— Для начала им нужно узнать реакцию на различные внешние раздражители.
Так они ее получат. При поверхностном гипнозе фербиец может сопротивляться
внушению, а о том, что он вошел в гипнотический транс узнают по ровному
спокойному дыханию, расслабленным чертам лица, по отсутствию реакции на
окружающий мир. В общем-то пару пустяков».
Дверь открылась и из нее вышел санитар.
— Прошу вас.
Салис поднялся и прошел в распахнутую дверь.
Навстречу пациенту из-за стола поднялся доктор Экхарт. Окна в кабинете
были зашторены, свет погашен. Лишь на столе хозяина кабинета горела лампа.
— Выглядите бодрячком, — сказал Экхарт. — Раздевайтесь по пояс и присаживайтесь.
Доктор развернулся в пол-оборота и показал рукой на кресло, по формам
напоминающее стоматологическое. Салису ничего не оставалось, как подчиниться.
Он сел в кресло доктор надел на его голову шапочку из сплетения десятка
проводов, прикрепил ко лбу, вискам, сердцу и шее контакты на присосках,
смазанных специальной мазью. После этих нехитрых, и, судя по всему, часто
проделываемых манипуляций, доктор чем-то хрустнул за спинкой кресла и
пациент переместился в полулежачее положение.
— Расслабьтесь, — сказал Экхард и, широко улыбнувшись, добавил. — Подумайте
о чем-нибудь большом и теплом.
Салис любил скорее умеренное, нежели большое, но к предстоящей процедуре
приготовился. Доктор Экхарт очень тихим голосом начал вещать.
— Вам очень хорошо, вы чувствуете себя прекрасно, вашим ногам тепло.
Вас ничего не беспокоит. Вы слушаете только мой голос. Сейчас вы лежите
в шезлонге, на берегу моря и смотрите на великолепный закат. Море спокойно
и красное солнце словно тонет в голубой глади.
«Ну, вот и началось, — подумал Салис и вспомнил кусок архивного видеофильма
о войнах Земли. Двадцатый век. Косово. Мать с ребенком бежит по опустевшим
улицам города, а позади нее взрывается дом и смесь пыли и дыма заволакивает
все прилегающее пространство. За кадром голос госсекретаря чувственно
говорит о том, что объединенные силы НАТО приняли решение о гуманитарной
миссии народам Югославии, и пообещал защитить от геноцида. В следующую
секунду в мозгу инспектора всплыло шоссе с идущей по нему колонной из
автобусов, грузовиков и тракторов с тележками, набитыми крестьянами. Два
самолета делают разворот, выпускают несколько ракет и один из них дает
длинную очередь из скорострельной пушки. За кадром премьер-министр Великобритании