призывает мировое сообщество помочь албанскому народу. Два автобуса взрываются.
Колонна останавливается, беженцы бросаются в россыпную. На обочине дороги
старый серб, стоя на коленях, рыдает над трупами ребенка и молодой женщины.
Вдруг серб разгибается, все еще стоя на коленях, вскидывает кверху руки
с жатыми кулаками и кричит небесам: Русский, С-300!»
Доктор Экхарт смотрит на показание приборов и поднимает брови домиком.
Его явно что-то озадачило.
— Вы хотите отправить открытку друзьям, — говорит доктор и подсовывает
Салису кусок картона и карандаш. — Напишите им пожелание здоровья, что
вы их всех ждете здесь, на побережье.
Инспектор помнил из рассказа в парке, что чтобы проверить в гипнозе ли
пациент или симулирует, ему предлагают вести себя вполне нормально. При
измененном состоянии сознания убедительно проделать это невозможно. Что
это значит в буквальном смысле Салис не понял. Но другого выхода не было,
нужно было что-то сделать. Он взял картон, карандаш и начал писать. Его
рука вывела лишь «Дорогой Монлис…» и сорвалась в неразборчивую синусоиду.
— Потом напишу, — сказал Салис. — Сейчас не хочется. Такой закат не часто
увидишь.
Доктор удовлетворительно качнул головой, допуская некоторые индивидуальные
отклонения у пациента, щелкнул в стойке тумблером, нажал пару кнопок и
продолжил тестирование. Позже, он внушит Салису, что перед пробуждением
тот увидит яркий сон, но как только сновидение появится, пациент незамедлительно
проснется. Инспектор хорошо запомнит этот сон, а все, что было до того
наоборот забудет.
Проснувшись утром, Монлис умылся, почистил зубы и второпях, чтобы не опоздать
на работу, приготовил завтрак. Уже доедая второй бутерброд с алгонским
сыром и допивая кофе он вдруг вспомнил, что на работу ему сегодня ехать
вовсе незачем. Сидя с почти съеденным бутербродом в одной руке и недопитой чашкой кофе в другой, Монлис никак не мог сообразить, чем же ему заняться.
Такое иногда бывает, когда неожиданно твой, годами отработанный распорядок
дня, вдруг ломается.
Допив кофе Монлис позвонил домой Салису. Трубку никто не брал. Послушав
с минуту длинные гудки он повесил трубку и поехал к Лоуну. Не на столько
уж слаб инспектор, чтоб заболеть после вчерашнего. На настойчивые звонки
в дверь никто не отозвался. В раздумьях Шальшок побрел вниз по лестнице.
«Что могло случиться, если что-то случилось? — размышлял Монлис. — Инспектора
могли опять посадить. Тем более что повод вчера озвучил Летерис, — вмешательство
в дела внешней политики дело не шуточное. Тогда зачем было его вообще
отпускать и почему не тронули меня? Нет, это явно не имперская безопасность
и не законники. Инспектор мог с раннего утра уехать по каким-нибудь делам,
мог заехать к подружке… хотя вчера вечером он был в состоянии полного
не стояния. В таком виде порядочный фербиец к подружке не поедет. А сегодня
утром ему, пожалуй, будет не до подружек».
Шальшок уже вышел из дверей подъезда, когда его внимание привлек почтовый
ящик Салиса. Монлис вернулся в подъезд. Из почтового ящика торчал уголок
бесплатной газеты объявлений. Монлис просунул в щель почтового ящика тонкие
пальцы и вытащив газету заглянул в него. На дне лежало письмо. Это могло
говорить только об одном: Салис не ночевал дома. В районе, где жил инспектор,
почту разносили один раз в сутки, вечером. Салис имел привычку, всякий
раз, когда проходил мимо, проверять почтовый ящик. Значит вчера вечером
Лоун домой не пришел. Или он не смог…
Монлис быстрее ветра взлетел на восьмой этаж и, оглядевшись, достал из
кармана набор универсальных ключей. Через минуту замок щелкнул, дверь
в квартиру Салиса распахнулась. В квартире был порядок. То есть то, как
порядок представлял себе инспектор. Монлис прошел из одной комнаты в другую,
а оттуда на кухню. Ни остывшего тела, ни уныло храпящего, инспектора в
квартире не было. Через несколько минут более детального осмотра Шальшок
утвердился в мысли: Салис дома не ночевал. Первое, что пришло на ум это
зайти в «Торнадо» и там расспросить об инспекторе.
Народу в заведении было немного. Вчерашний бармен, он же владелец, откровенно
скучал и облокотившись о стойку смотрел по TV повтор вчерашнего футбольного
обозрения. Бармен бросил на нового посетителя почти равнодушный взгляд
и приготовился выслушать пожелание.
— Привет, — сказал Монлис и попытался сглотнуть комок, застрявший в горле.
— Здравствуйте, — равнодушно ответил бармен.
Взгляд Шальшока подобно бультерьеру вцепился в кран, из которого ненавязчиво
подкапывало пиво.
— Одно пиво, — почти прохрипел Монлис, и закашлялся. Его сухое горло
еще раз сделало глотательное движение.
Бармен, кажется, признал вчерашнего посетителя и с легкой улыбкой на устах
нацедил пиво в высокий стеклянный стакан. Пытаясь вести себя прилично,
Монлис, не торопясь, поднес стакан ко рту и так же медленно сделал первых
два глотка. На этом его самообладание иссякло. За один прием он почти
полностью осушил пол-литра пива. Насладившись напитком, Монлис поставил
стакан на стойку и посмотрел на бармена, который снова прилип к видеоэкрану.
— Инспектора не видел? — спросил Шальшок, облегченно вздохнув.
Бармен повернулся искренне не понимая вопроса.
— Какого инспектора?
Монлис подумал, что фамилию Лоуна здесь, в общем-то, могли и не знать
и называть ее самому ему как-то не хотелось. Если он не представился,
значит есть причина.
— Мы вчера с ним вон за тем столиком шипучку пили, — нашелся Шальшок.
— А-а-а… — улыбнулся бармен, — Господина Салиса?…
— Умгу.
— Нет, не видел.
— А вчера, когда мы ушли, он не возвращался?
— Да вроде нет… — насторожился бармен.
— Шинок, поможи ветерану Рушко-Японьськой войны, — раздался шамкающий
голос за спиной Шальшока.
Монлис обернулся и увидел старичка землянина, в страшно потертых, но еще
чистых, джинсах и морском бушлате с погонами старшины второй статьи. Судя
по внешнему виду, старичок мог не только воевать с Японцами, но и запросто
ходить с Суворовым через Альпы. Первое о чем подумал Монлис, глядя на
старичка, так это то, что так долго земляне просто не живут. Но при более
внимательном осмотре старичок казался достаточно крепким. И даже та дрожь,
в которой его колотило, не заставила бы землянина рассыпаться. Вспомнив
свои ощущения, Монлис полез в карман.
— Налей деду пива, — сказал он и положил на стол две монеты.
Бармен нацедил пиво в пластиковый стакан и ставя его на стойку сказал бродяге:
— Пить будешь на улице.
— Благодарствую, — выдал дед хорошо поставленным дикторским голосом,
взял стакан двумя руками и побрел к выходу. Монлис уже не смотрел на него.
— А вечером на улице не шумели?
— Да вроде нет, — задумчиво ответил бармен. — Слушай, ты зайди к вечеру.
Я народ поспрашиваю. Если что было — расскажут. Инспектора здесь уважают.
— Спасибо, — сказал Монлис и пошел к выходу.
На улице, возле дверей, заложив руки за спину и чуть покачиваясь на носках,
Монлиса ждал ветеран Ледового побоища. Вид у него теперь был достаточно бодрый.
— Вы про Салиса спрашивали? — в лоб задал вопрос старичок с интонацией
интеллигента в третьем поколении.
— Да… — растерялся Монлис.
— Вчера вечером к нему сзади подошли двое и ударили его по голове. Потом
подъехала светлая, я думаю белая, темно было, машина и господина инспектора
погрузили в нее.
— Откуда вы это знаете?
— Я в кустах сидел, тару сторожил, и как раз передо мной все…
— Что сторожили? — переспросил Монлис.
— Тару. Мы с корешами пустых бутылок собрали с полмешка, а нести не в
чем. Сумок не хватило. Вот пока они за мешками ходили я и сторожил бутылки.
Мы их под кустом сложили.
— Марку машины не запомнили?
— Что за модель не скажу, не разбираюсь. Но точно, что не «Фаэтон».
— Спасибо, — поблагодарил Монлис.
После «Торнадо» Шальшок позвонил домой Неверову.
— Здравствуйте, — сказал Монлис слегка подрагивающим от волнения голосом.