— Иошико, сеньор.
Собравшиеся пили и ели. Они говорили о землетрясении в Перу и о новом американском президенте Форде.
На столе появились судки с прозрачным супом и очередные блюда с сырой и вареной снедью; уже исходил паром чай.
Беседа обратилась к положению с поставками нефти и вероятности, что из-за них симпатии Запада к Израилю уменьшатся.
Подали очередную смену блюд — ломтики копченого мяса, клешни лобстеров — и японское пивo.
Зашел разговор о японских женщинах. Клейст-Каррерас, худой человек с застывшим в глазнице стеклянным глазом, рассказал потешную историю о недоразумении, случившимся с одним его другом в токийском борделе.
На полусогнутых ногах появился японец и спросил, довольны ли гости.
— Первосортно! — заверил его человек в белом.
— Прекрасно! — остальные дружным португальско-испанско-немецким хором поддержали его.
Подали дыню. И еще чая.
Собравшиеся говорили о рыбалке и о различных способах приготовления рыбы.
Человек в белом попросил Мори выйти за него замуж: она улыбнулась и посетовала, что у нее уже есть муж и двое детей.
Гости стали вставать со скрипучих стульчиков, разминать замлевшие спины и, поднимаясь на цыпочки, поглаживать свои округлившиеся животы. Несколько гостей среди которых был и человек в белом, вышли в холл поискать туалет. Остальные завели разговор о хозяине: как он очарователен, как он молод и жизнелюбив — неужели ему уже шестьдесят три? Или шестьдесят четыре?
Появилась первая группа; комнату покинули остальные.
Посуда уже была убрана со стола, и на его поверхности появились бокалы для коньяка, пепельницы и ящичек с сигарами в золотых ободках.
Мори в полупоклоне ходила вокруг стола с бутылкой в руках, роняя на дно каждого бокала несколько капель янтарной жидкости. Цуруко и Иошико перешептывались у сервировочного столика, споря, кому что убирать.
— Теперь валяйте отсюда, девочки, — сказал человек в белом, подходя к ним. — Мы хотим переговорить с глазу на глаз.
Цуруко пропустила Иошико перед собой; проходя мимо хозяина обеда, она извинилась: — мы уберем посуду попозже.
Мори, наполнив последний бокал, поставила бутылку на свободный конец стола и тоже поспешила за двери, стоя рядом с которыми со склоненной головой, она пропустила мимо себя последнего из возвращавшихся гостей.
Человек в белом снова опустился на свой стульчик. Фарнбах-Паз помог ему занять подобающее положение.
В дверь заглянул брюнет, сосчитал собравшихся и прикрыл за собой створку.
Гости занимали свои места; на этот раз они посерьезнели и шутки кончились. Коробка с сигарами пошла по кругу.
Дверной проем был надежно перекрыт.
Человек в белом извлек сигарету из золотого портсигара, захлопнул его и предложил угоститься Фарнбаху, сидевшему справа от него, который отрицательно покачал наголо выбритой головой; но, поняв, что ему предлагают прочесть надпись на крышке, а не курить, он взял портсигар и отодвинул его от себя, чтобы четче увидеть текст. Узнав подпись, он вытаращил глаза:
— Ох-х-х! — и втянул воздух сквозь тонкие губы. Одарив человека в белом восхищенной улыбкой, он сказал:
— Потрясающе! Даже лучше, чем медаль! Разрешите? — и протянул портсигар сидящему рядом Клейсту.
Улыбаясь и порозовев, человек в белом кивнул и повернулся прикурить от светильника, стоявшего слева от него. Прищурившись от дыма, он подтянул поближе к себе кейс.
— Великолепно! — сказал Клейст. — Взгляните, Швиммер.
Порывшись в кейсе, человек в белом извлек из него и положил перед собой пачку бумаг, отставив в сторону бокал с коньяком. Сигарету он расположил на краю пепельницы белого фарфора. Понаблюдав, как моложавый, с правильными чертами лица, Швиммер передал портсигар через стол Мундту, он вынул из внутреннего кармана очешник, а из него очки. Ответив улыбкой на восхищенные взгляды Швиммера и Клейста, он засунул очёшник обратно, встряхнул очки и одел их на перенос снцу. Мундт, рассматривая портсигар, издал лишь долгий и тихий свист. Человек в белом взял свою сигарету, осторожно стряхнул столбик пепла и снова положил ее в пепельницу. Разложив перед собой бумаги, он отхлебнул коньяка и погрузился в изучение первой страницы.
— М-м-м, м-м-м, м-м-м, — донеслось со стороны Траунщтейнера.
Человек в белом, допив коньяк, поставил бокал на стопку листов.
Портсигар вернулся к нему из рук серебряноголового Гессена, на худом лице которого выделялись ярко-голубые глаза.
— Какое счастье быть обладателем такой вещи! — сказал он.
— Да, — кивнув, согласился человек в белом. — Я исключительно горжусь ею.
— Как иначе, — сказал Фарнбах.
Человек в белом отодвинул пепельницу и твердо сказал:
— Ну, а теперь к делу, ребята.
Проведя рукой по короткому седоватому ежику волос, он спустил очки на кончик носа и поверх оправы оглядел собравшихся. Забыв о сигарах, они внимательно смотрели на него. В помещении воцарилась мертвая тишина, которую нарушало лишь шипение кондиционера.
— Вы узнаете, что вам предстоит делать, — сказал человек в белом, — и поймете, что вам предстоят нелегкие труды. Теперь я могу посвятить вас в детали.
Он наклонился к собравшимся, рассматривая их через очки. — В ближайшие два с половиной года, в определенный день или близко к нему, предстоит умереть девяносто четырем людям, — сказал он, обратившись к тексту. — Шестнадцать из них в Западной Германии, четырнадцать в Швеции, тринадцать в Англии, двенадцать в Соединенных Штатах, десять в Норвегии, девять в Австрии, восемь в Голландии и по шесть в Дании и Канаде. Всего девяносто четыре. Первый из них должен погибнуть шестнадцатого октября- или примерно около этой даты, последний — в районе двадцать третьего апреля 1977 года.
Откинувшись на спинку, он снова оглядел собравшихся.
— Почему должны умереть эти люди? Почему в строго определенные числа? — он покачал головой. — Не все сразу; позже вы получите право узнать, в чем дело. Но пока я могу сказать вам вот что:.их смерти станут финальным этапом в операции, которой я и лидеры Организации посвятили много лет, огромные усилия и большую часть средств Организации. Это, пожалуй, самая важная операция из всех, которые предпринимала организация, хотя «важная» — совершенно невыразительное слово для описания ее. На весах лежат все надежды, весь смысл существования арийской расы. И тут нет никакого преувеличения, друзья мои; это истина в буквальном смысле слова: смысл существования арийцев — одержать верх над славянами и семитами, над черными и желтыми — реализуется при успехе замысла и пойдет прахом, если операция не удастся. Так что «важная» в самом деле недостаточно выразительное слово, не так ли? Может быть, стоит сказать «святая» задача? Да, это ближе. Это святая операция, в которой вы примете участие.
Взяв сигарету, он стряхнул пепел и поднес окурок к губам.
Собравшиеся с удивлением смотрели друг на друга, затягиваясь сигарами и отпивая коньяк. Затем они снова перевели взгляды на человек в белом, который, положив сигарету, не отрывал от них взгляда.
— Вы оставите Бразилию в новом обличье, — сказал он, коснувшись лежащего рядом атташе-кейса. — Все здесь. Все совершенно подлинное, никаких подделок, у каждого из вас будет достаточно средств для существования в течение двух с половиной лет.
— В драгоценных камнях, которые, — он улыбнулся, — которые, я боюсь, вам придется вывозить через таможню не самым приятным образом.
Улыбаясь, он пожимал плечами. Собравшиеся, тоже улыбаясь, неопределенно пожимали плечами.
— Каждый из вас будет нести ответственность за лиц в одной или паре стран. У каждого будет от тринадцати до восемнадцати персонажей, но часть из них умрет от естественных причин. Им по шестьдесят пять лет. Хотя от естественных причин умрет не так много из них, поскольку к пятидесяти двум годам подавляющее большинство из них не страдало никакими расстройствами здоровья.
— Всем им по шестьдесят пять? — не скрывая удивления, спросил Гессен.