— Никогда не забывай… кому ты принадлежишь!
Ещё долго после того, как он полностью себя опустошил, он продолжал в меня толкаться, словно не желая отказываться от своего нового приза.
Наконец, он рухнул на меня и хрипло сказал мне по-русски:
— От меня ничего не осталось…
Глава 43
Севастьян освободил меня.
Он не уткнулся носом мне в шею, как обычно, не уделил привычного внимания. Он просто вышел из меня, оставив безвольно лежать на кровати, потом занялся расстёгиванием ремешков.
Как только он всё с меня снял, я почувствовала боль в челюсти и в руках. Я не знала, что мне сделать или сказать.
Ни слова не говоря, он поднял меня на руки и отнёс в ванную, включив душ. В спутанном клубке моих мыслей выделялась лишь одна. Ничего не изменилось. Я по-прежнему находилась в этих безнадёжных отношениях, лишённых взаимного доверия.
Кроме того, что сейчас он отдалился ещё сильнее.
От меня ничего не осталось. Что он имел в виду? Что он выкончал весь свой мозг и остался пуст?
Или что это всё, что я когда-либо могу от него получить? Кроме секса — больше ничего нет?
Я осознала свои чувства и поняла, что ощущаю… отчаяние.
Он отнес меня в душ, поставив на ноги рядом с собой под струями горячей воды. Взяв масло для ванны, он начал мыть меня голыми руками. — Дай мне поухаживать за тобой, — пробормотал он, обращаясь со мной с такой фамильярностью, будто мы жили вместе уже много лет.
Как муж с женой. Как два человека, которые доверяют друг другу.
Степень его отчуждённости уменьшалась — будто он не мог удержаться — и вскоре с его губ полились успокаивающие русские слова. Ничуть не колеблясь, он вымыл каждый сантиметр моего тела внутри и снаружи, даже ягодицы.
Завтра всё моё тело будет ныть, но он не сделал мне больно. Не физически, по крайней мере. Слёзы укололи глаза.
После того, как он закончил со мной, он отвернулся, чтобы быстро вымыться самому.
Слёзы продолжали собираться. Плакала я нечасто, видит Бог, из меня выходила уродливая плакса. Я зажмурилась, досадуя на каждую упавшую каплю, проклиная дрожащую нижнюю губу.
— Натали? — в его голосе сквозил ужас, — что случилось? — Обхватив щёки, он приподнял моё лицо, — Почему ты плачешь?
Я открыла глаза, но ничего не сказала.
Пусть поймёт, каково это.
- Я… сделал тебе больно? — он был зол на самого себя, и отпустил меня, сжимая кулаки. — Это было чересчур.
Слёзы продолжали бежать.
— О, Боже, sladkaya, — он притянул меня к груди, положив ладонь на затылок. Прижав меня к себе, кулак второй руки он впечатал в мраморную стену. Затем ещё и ещё.
Пойманная в ловушку, я не могла ничего делать, кроме как ждать. Кроме как чувствовать…
Его двигающиеся мышцы. Дрожащую от каждого вдоха грудь.
Я чувствовала его потребность наказать, причинить боль. И впервые поняла, что тем невидимым врагом, которого он хотел поразить… был он сам.
— Севастьян, остановись, — прошептала я.
К моему удивлению, он остановился.
— Я скорее умру, чем сделаю тебе больно.
Я верила ему.
— Мне не больно, — слёзы продолжали капать, отрицая мои слова. — Ты не сделал больно моему телу.
— Значит, я тебя напугал. Я довёл тебя до слёз. Скажи, как это исправить, и я всё сделаю. Всё, что угодно, только не проси тебя отпустить. Этого я никогда не смогу сделать.
— Нет, это ты не исправишь. У тебя была возможность, но ничего не изменилось, — я оттолкнула его. — Оставь меня в покое.
Конечно, он не оставил. Он взял меня за руку, выводя из душа. Взяв полотенце, он начал вытирать мои плечи и руки, мой живот. Он опустился на колени, вытирая ноги, словно я была величайшей драгоценностью в мире. Поцеловав моё бедро, он сказал:
— Уже много лет я не чувствовал такого стыда.
Стыд больнее ударов.
Это лишь заставило меня сильнее расплакаться.
Он упёрся лбом мне в живот.
— Ты меня без ножа режешь, любимая. Ты хочешь уйти — и у тебя есть на это причины — но я не могу тебя отпустить, не раньше, чем перестану дышать.
И что мне теперь делать?
Ничего не изменилось.
Я увернулась от него, потом схватила и натянула на себя халат, выходя из ванной. Я направлялась к шкафу, когда он взял меня за руки и нежно подвёл к кровати. Когда он откинул для меня покрывало, мои плечи от усталости опустились.
Может, стоит минутку или две передохнуть.
Я не помнила, ела ли сегодня хоть что-то, а все перенесённые за последние несколько часов эмоции меня просто истощили.