Зина побежала звонить матери. Рассказав, что произошло с кольцом, попросила глянуть на слиток из желтого металла -- не потемнел ли? Мать вскоре перезвонила: слиток цвета пока что не изменил. Зина больше переживала за слиток, хотя бы он был не поддельным, ведь столько денег за него уплатила. Но нет, обеспокоенная мать вскоре перезвонила и, плача, сообщила дочери, что слиток тоже поддельный.
Девчатам посоветовали не тянуть, а сразу идти в милицию. Был конец рабочего дня, как Наташа с Зиной пришли в отдел милиции. Со слезами на глазах рассказали помощнику дежурного, что их обманули: вместо настоящих золотых колец и слитка продали красивые подделки. Выслушав незадачливых покупательниц, помощник дежурного провел их к следователю Кусеневу. Вновь слезы и вновь сбивчивый рассказ о том, как их обманули.
Допрашивать двух молодых женщин, да еще когда те плачут, непросто. У них беда. Не будешь же говорить, что сами виноваты и надо было думать, прежде чем доверяться мошеннице. Да, у девушек беда, и задача следователя -- найти мошенницу, которая может принести людям еще немало горя и слез.
Кусенев старался пострадавших не перебивать, а подбодрить: мол, не все потеряно. Постепенно девушки успокоились, в их глазах Кусенев увидел доверие и надежду.
-- Какая она из себя? -- спросил, как только Наташа и Зина выговорились.
-- Красивая, -- ответили обе, не раздумывая. Дополнили: -- Молодая и красивая.
-- Может, цыганка? Обычно они народ дурачат.
-- Не-ет, на цыганку не похожа. Загорелая, видно, на море побывала, но не цыганка, -- вздохнула Зина. Она особенно переживала и больше Наташи нервничала.
-- А если иностранка? -- спросил Кусенев с улыбкой.
-- Не цыганка и не иностранка, а русская, просто очень красивая. Не поверить ей было невозможно, -- сказала Наташа.
Кусенев глянул на часы, а потом в окно. На улице темнело, но небо еще голубое, чистое. Идти в кафе смысла не было. Пойдет завтра, в обед.
-- Завтра работаете? -- спросил на всякий случай.
-- Да, -- кивнули девчата.
-- Обед в кафе во сколько?
-- С часу до трех.
-- Что ж, тогда до завтра.
С этого часа для Кусенева по данному случаю мошенничества началась рутинная, нудная, без погонь и перестрелок работа.
На следующий день, в обеденное время, он пришел в кафе. Надеялся, что другие работники кафе или его посетители добавят что-то существенное. Пострадавшие могли и не обратить внимания на какие-то детали и особенности, характеризующие мошенницу, да это и понятно, ведь все их внимание было обращено на золото. Встречался, беседовал, спрашивал, но никакой зацепки. Решил пообедать, а потом уж возвращаться в отдел.
Кусенев собрался уходить, как в кафе зашли два прораба-строителя Гена и Стас. Он знал этих парней, но не знал, что они обедают в "Огоньке".
Увидев Кусенева, ребята поздоровались и сели за его стол.
-- Вы тоже сюда ходить будете ? -- спросил Гена.
-- Да нет, я случайно, дело тут по работе появилось.
-- Что-то случилось?
-- Да, двух девчат-поварих мошенница обманула.
-- Поварих?!--удивился Гена, и в это время к столу подошла Наташа.
-- Это тебя, что ли? -- спросил Гена.
Та потупила голову. Да и без того было ясно, что ее.
Кусенев вкратце обрисовал парням происшедшее и попросил вспомнить -- не видели ли они заходившую вчера в кафе красивую молодую женщину. Стас сразу ответил, что на женщин, даже красивых, не заглядывается, да и сидел к раздаче спиной, а вот Гена задумался. Помолчав, сказал, что ту женщину он вчера заметил, так как раньше где-то ее встречал.
Наташа смотрела на него такими глазами, так ждала, что он вспомнит, но нет, чуда в этот раз не произошло. (Позже Кусенев узнает, что Гена и Наташа дружат.)
-- Ну, ей-Богу, Наташ, не могу вспомнить, -- смущенно оправдывался Гена. -- Кажется, видел, а когда и где никак не вспомню.
Так и ничего в этот раз в кафе не выяснив, Кусенев вернулся в отдел. Злополучные колечки и слиток отправил на экспертизу. Занимаясь другими уголовными делами, находящимися в его производстве, Кусенев не забывал и о деле мошенницы. Договорились, что Гена, как только что-то вспомнит, позвонит. Кусенев оставил ему свой рабочий телефон.
Через несколько дней Гена позвонил Кусеневу и попросил встретиться. Встретились в конце рабочего дня, у кафе "Огонек".
-- Вы знаете, -- сказал Гена, -- я, кажется, вспомнил. Хотя и есть какая-то неуверенность, но думаю, не ошибаюсь.
-- А о чем вспомнил-то, Гена?
-- Ну-у, о той самой красавице, что всучила Наташе с Зиной подделку под золото. В общем, когда-то она работала парикмахером. Только где работала, в какой парикмахерской -- не припомню, но уж точно не на левом берегу.
-- А почему вдруг осенило?
-- После получения диплома мы с ребятами на радостях поддали, а я под вечер еще пошел в парикмахерскую. Во время выпускных экзаменов не брились и не подстригались: вот и прихорашивался.
-- Хорошо, но если увидел знакомое лицо, почему в кафе не подошел?
-- Смеетесь? И как бы я выглядел? Кроме того, Наташа с Зиной вокруг нее все время кружились?
-- Ясно-ясно, значит, мошенница -- парикмахер, так?
-- Точно. И еще смутно припоминаю: она говорила, что по национальности цыганка и не замужем. Смеялась, и я тоже смеялся.
-- Вот как? -- удивился Кусенев. -- Но ведь Наташа с Зиной утверждают, что мошенница никакая не цыганка, а русская. Ничего не понимаю.
-- Я тоже, -- вздохнул Гена. И вдруг, бросив взгляд на кафе, приосанился, поправил галстук и, быстро попрощавшись с Кусеневым, поспешил к выходившей из кафе Наташе. Перед уходом шепнул, что Наташе об этом он пока не говорил.
Кусенев шел по бульвару Пионеров и раздумывал над непростым вопросом. Неужели мошенница все-таки цыганка? Вообще-то цыгане таким видом промысла занимались и занимаются. Но почему девчата в один голос твердят, что она русская? Не разобрались? Все возможно. Завтра же пойдет в комбинат парикмахерских и фотографий и изучит личные дела их работников.
... В отделе кадров комбината Кусеневу принесли и положили на стол кипу личных дел работников парикмахерских. Он сел за стол и стал их изучать. Интересовали его прежде всего женщины-цыганки. Проверив все личные дела, в графе национальность слово "цыганка" он так и не увидел. Расстроился: ведь была надежда -- и все попусту. Стал просматривать дела работниц, подходивших по возрасту, но фотографий красавиц не обнаружил. Подумал, что фотографии не всегда отражают реальность.
Зашел к инспектору отдела кадров и спросил, мог ли будущий работник парикмахерской при оформлении личного дела написать не свою национальность? Пожав плечами, кадровичка ответила неопределенно: ни да, ни нет.
Кусенев знал, что только в Советском районе проживает немало оседлых семей цыган с фамилиями Гусаковы, Донденко, Сличенко, Крикуновы, а сколько других цыганских фамилий в Воронеже? Но ни одной такой он в личных делах не встретил. Тупик. Что дальше? Как разрешить проблему? Может, Гена все-таки напутал? Мало ли что могло показаться подвыпившему парню?
Разыскал его и объяснил ситуацию. Но тот твердо стоял на своем: та женщина -- цыганка. Она сама об этом говорила, теперь-то он точно вспомнил.
Кусенев и Гена пошли в кадры комбината. Там вновь принесли и положили на стол все триста личных дел работников парикмахерских. Стали их просматривать, особенно внимательно разглядывая фотографии. Но женщину, которую искали, Гена так и не определил. Перед уходом он попросил еще раз взглянуть на некоторые фото. Разложил перед собой личные листки с фотографиями и долго смотрел на них. Потом ткнул пальцем на один из снимков:
-- Кажется, она, хотя и не ручаюсь -- было то когда? Да и фотка с большим дефектом.
Кусенев просмотрел личное дело. В нем нашел запись, что Бурлуцкая Роза два года назад уволилась с работы по собственному желанию в связи с отъездом на постоянное местожительство в город Одессу.