– Это рискованно, – заметил Брайди.
Паркинсон пожал плечами и направился в библиотеку. Не ему было спорить с причудами работодателя. Я подошел к овальному столу, за которым мы пили чай, и остановился. В ту минуту главной моей эмоцией был гнев. Лал, Брайди, Роуз, да и я, разумеется, нервничали, а Фэнни было наплевать. Она даже не ставила себе целью вывести нас из себя. Просто делала то, что ей нужно.
– Найти работу наперсника Лал – большая удача? – пренебрежительно спросила она, натягивая толстую перчатку с крагами.
– Ты совершенно бесцеремонна, Фэнни! – воскликнул я.
Фэнни не обиделась, лишь пожала плечами.
– Почему ты хочешь испортить отношения между Брайди и Роуз Пейджет? – продолжил я. – Ты ведь не собираешься за него замуж?
– Нет, – подтвердила Фэнни.
– Тогда ради соблюдения приличий могла бы оставить их в покое. Но приличия тебя никогда не заботили. Будь ты моей женой, Фэнни, я бы избил тебя. Кстати, ты согласишься? Я имею в виду – стать моей женой?
Эти слова не могли удивить Фэнни больше, чем меня самого. Их не было у меня ни на уме, ни в воображении. Ничто не могло быть дальше от того типа жены, какую я хотел бы иметь, если только женюсь, чем эта будоражащая, ненадежная, недосягаемая Фэнни. Мужчинам в сорок восемь лет нужно немного покоя; женитьба на ней походила бы на бурю в обнесенном стеной саду. Это все равно, что жениться на электрическом угре. Не успела Фэнни ответить, как я произнес:
– Разумеется, я шучу. Тебе хотелось бы этого не больше, чем мне.
Фэнни наклонилась, чтобы прикурить сигарету, и наши взгляды встретились.
– «Не следует играть с чужими душами. Важно спасать свою», – процитировала она. – А если б я сразу же ответила «да»?
– Я поймал бы тебя на слове, – улыбнулся я, – и по крайней мере заслужил бы сочувствие большинства людей в этом доме. А ты не поехала бы обратно в город вечером.
Фэнни засмеялась.
– Я не собираюсь замуж, – заявила она. – Я давно уже спланировала свою жизнь.
– И мне в этом плане места нет?
– Ни малейшего, дорогой Саймон. Сэмми заставляет себя ждать.
– Рубинштейн повезет тебя в город? – воскликнул я. – Он сломает себе шею. Видела, какая ночь?
– Он довезет меня только до Кингс-Бенион. В шесть двадцать восемь оттуда отходит поезд.
– На который тебе не успеть, – угрюмо предупредил я.
– Очевидно, ты ни разу не ездил с Сэмми. Для него умеренная скорость – около восьмидесяти миль в час. Однако если не поторопится, ему придется развивать девяносто.
– А что скажет Лал?
– Видимо, будет довольна мной впервые за время нашего знакомства.
Вернулся Паркинсон и сообщил:
– Лал спускается сюда. Ты уверена, что поступаешь разумно?
Он опасливо взглянул на Фэнни.
– Ничуть. Но у всякого игрока свои пределы риска.
Фэнни улыбнулась. Я восхищался тем, как она ухитряется не выдать нам совершенно ничего. Я не знал, дей-ствительно ли ей звонили или нет. Во всяком случае, желания вдаваться в подробные объяснения у нее не было.
Тут вошла Лал.
– Фэнни, что это значит? – спросила она. – Руперт говорит, сегодня вечером ты едешь в город?
– Мне позвонили по телефону, – ответила та равнодушно. – Нужно ехать.
Лицо Лал застыло.
– Мне очень жаль. Я не могла этого предвидеть и дала Уинтону на этот вечер выходной.
– Ничего. Сэмми отвезет меня в Кингс-Бенион. Он сказал, мы успеем к поезду, отходящему в шесть двадцать восемь.
– Только с риском для жизни. Вам на него никак не успеть.
– Тогда можно ехать медленно и успеть на восемь ноль три. Поезд этот неудобный, надо делать пересадку в Мидморе, но придется ехать на нем, раз нет выбора.
Фэнни была поистине несносной, но и Лал не лучше. Она стояла у стола, и глаза ее пылали яростью.
– Сэмми не повезет тебя, – заявила она. – В такую ночь я не позволю ему даже пойти в деревню. Рискованно отправлять человека в такую погоду. И он никогда не умел водить машину в темноте. Если тебе нужно ехать, то тебя отвезет Руперт.
Паркинсон сразу выразил согласие. В холл торопливо вошел Рубинштейн в двубортном пальто и кепке. Увидев Лал, он воскликнул:
– О, ты здесь! Я думал, ты у себя в комнате. Твоя горничная Рита сказала. Послушай, Лал, нужно срочно вернуться в город, и я отвезу Фэнни к поезду в шесть два-дцать восемь. Вернусь к ужину.
– Ты не поедешь, – сказала Лал. – Сам знаешь, что не можешь водить машину в темноте. Чего доброго, угробишь ее и себя. Если ей надо ехать, пусть ее везет Руперт.
Рубинштейн был все еще в хорошем настроении; он покачал головой и нагнулся за чемоданом Фэнни. При всех своих деньгах в душе он был простым человеком и даже решал те проблемы, для выполнения которых у него были наняты люди.