Я оставил Брайди у окна и поднялся наверх; услышал звук, похожий на кошачьи шаги, и мельком увидел Грэма, входящего в один из коридоров. У себя в комнате я распахнул окно и выглянул из него. Почти ничего не было видно. Послышался шум машины, но она проехала мимо в темноте. Вскоре я услышал треск мотоцикла. Спустился я за несколько минут до восьми часов и увидел Паркинсона, сбивающего коктейли. Волосы его были взъерошены, на плече лежал палый лист.
– Лал очень беспокоится, – сказал он. – Я спускался к воротам, прислушивался, не раздастся ли шум мотора. Она уже думает, что Рубинштейн мог разбиться. Что, – угрюмо добавил Паркинсон, – не исключено.
– Какая-то машина только что проехала, – произнес я.
– Знаю. Я разговаривал с водителем. Американский турист заблудился в тумане. Наверняка замерз. – Он налил в бокал коктейль и протянул мне. – Я не посмел пригласить его выпить. Лал говорит, ждать не будем. И да поможет Бог тому, кто первым упомянет о Рубинштейне. Это имение уже на полпути к тому, чтобы стать сумасшедшим домом, а если к утру оно не превратится в морг, будем считать, что нам повезло.
Дом казался мне похожим на мавзолей. Отчасти из-за отсутствия Фэнни – для меня она была бы ярким светом в загробном мире, – но отчасти из-за беспокойства, вызванного нашим положением гостей человека, который скрылся в ночи, и возвращение его казалось сомнительным. Я поймал себя на мысли, что Фэнни как солнце. Жить без него можно, но, Боже, как по нему тоскуешь.
Грэм спустился, нервно поправляя галстук, посмотрел на нас с Паркинсоном и торопливо заговорил:
– Где Рубинштейн? Еще не вернулся? Господи, надеюсь, с ним ничего не случилось. Сумасшедшая ночь. Но все-таки он мог бы позвонить. Да, конечно, ему следовало бы позвонить. Совершенно не считается с другими.
Он взял коктейль и стоял, недоверчиво глядя на него.
– У него могла случиться какая-то поломка, – заметил Паркинсон, подавая мне второй бокал с коктейлем.
– Или он ловит Лал на слове, – вставил я.
Паркинсон покачал головой.
– Думаю, он не сделал бы этого, ведь у него в доме гости. Если бы вы приехали по приглашению Лал, другое дело. И все-таки, – он поднял свой бокал, – кто знает. У них что здесь, что в Лондоне словно бы вечный день Гая Фокса [1]. Неизвестно, когда взорвется очередная ракета.
Вскоре спустился Брайди, выглядел он бойким, деловитым и обеспокоенным отсутствием хозяина не больше, чем бродячий кот. Взяв коктейль, он посмотрел на лестницу и спросил:
– Миссис Рубинштейн спускается? Или мы ждем Рубинштейна? О, ну, конечно же, он не станет возвращаться в такую погоду. – Потом, не дав никому из нас возможности ответить, оживленно продолжил: – Можно ли будет завтра утром сделать несколько снимков до отъезда? Сегодняшним экспериментом я не особенно доволен. Но мне нужно успеть на какой-то из ранних поездов.
Паркинсон сухо предупредил его:
– Придется ждать разрешения Рубинштейна. В ту комнату никто не входит без его ведома. Да и все равно, ключей у меня нет. Существует только один набор, он носит его с собой.
Брайди согласился и взялся решать кроссворд, составитель которого подписывался псевдонимом «Торквемада». Роуз Пейджет спустилась и спросила:
– Он вернулся?
Паркинсон предложил ей коктейль.
– Нет, спасибо, я терпеть их не могу, – ответила она.
Грэм раздраженно отвернулся от окна:
– Готов держать пари на все свое состояние, что Рубинштейн поймал на слове свою жену и ужинает вместе с Фэнни.
– Не в таком поезде, какой выходит из Кингс-Бенион воскресным вечером в январе, – возразил я. – Им повезет, если они найдут открытый буфет и получат пару бутербродов с ветчиной.
Грэму было безразлично, что они едят; казалось, он мучительно представляет их в интимном общении. Уверен, в ту минуту ему хотелось схватить Рубинштейна за горло.
Паркинсон подошел ко мне и сказал:
– Лал сейчас спускается. Ради Бога, постарайся отвлечь ее за едой от разговоров о муже. Она считает, что он поймал ее на слове и, вероятно, лежит где-нибудь под своей машиной в кювете.
– Что он преднамеренно устроил аварию? – спросил я. – Лал наверняка знает, что ее муж на это не способен.
– Может, она права, – угрюмо произнес Паркинсон. – Я не поблагодарил бы тебя за возможность вести машину самому в такую ночь. И прошу, – он огляделся по сторонам и понизил голос, – постарайся как-то отвлечь ее. Настроение у нее становится все хуже и хуже. В чем дело, не знаю, но, кажется, она вот-вот обезумеет.
1
Участник «порохового заговора» (1605 год), впоследствии казненный. –