— Спортсмены не пьют! А я, между прочим, играю в районной женской бейсбольной команде. — Врала безбожно… Откуда у нас в городке бейсбольные команды, я и правил этой игры близко себе не представляла. Потому что патриотка, а не абы кто!
Удар получился довольно сильный — голова с дикими воплями и проклятиями отлетела метров на десять. Но теперь в мою сторону развернулись сразу три. Морды у этих уже не отличались кротостью и доброжелательностью, и, глядя на их изуверские выражения, я попыталась настроиться на самое худшее. Чавкая и отпуская фразы типа: «Сейчас закусим! Ням-ням!», «У женщин мясо сочнее, чавк-чавк!», «Зачем играться с палкой, крошка! Отдай мне на зубочистки!» — они кинулись с разинутыми пастями прямо на меня.
— А-а-а! Уроды! Отпустите! Убери свои грязные зубы, скотина японская! — кричала я не успевая отбиваться сразу от троих. Одна вцепилась мне в ногу, вторая норовила укусить за шею. Вот ее я успела схватить за длинные нечесаные волосы и быстро намотала их на левую руку, вращая при этом истошно вопившей головой. Третья вцепилась мне в правую, которой я держала палку, — естественно, я ее тут же выронила. Инстинкт самосохранения добавил мне сил, и я, уже ничего не соображая, не ощущая боли и чувствуя, как внутри меня сковывает ужасом, стала бить этой головой по стене дома.
— Ах ты мразь болотная! Щас, съешь ты меня, подавишься, обжора!
Вторая голова, которую я держала за волосы, возмутилась:
— Милая гейша, оставьте моего друга в покое. Вы уже обеспечили ему сотрясение мозга, бедняга в отключке, еще немного, и он отдаст концы.
— Чего?! Отпустить, чтобы он снова начал кусать мне руку? — Я продолжала стучать об стенку головой, которая действительно уже закатила глаза.
— А чего вы хотели? — удивился «заступник». — Вторгаетесь среди ночи в частные владения, шуруете тут что-то явно противозаконное, а мы, хозяева, не можем даже вступиться за свои права. Мой собрат только попытался спросить у того самурая, вашего знакомого, в чем, собственно, дело, как был тут же рассечен надвое. Где справедливость? — Голова скорчила страдальческую мину, демонстрируя «свою искреннюю печаль по поводу людской жестокости и несправедливости» и на тему «куда катится мир».
Я поневоле потеряла бдительность, слушая этого «борца за права», и в итоге поплатилась укушенной рукой.
— Ай! — Злодей вцепился зубами мне прямо в запястье, пытаясь перегрызть артерии, но я вовремя треснула его об стену хижины. — Гад ползучий!
Кот, услышав мои крики, прибежал ко мне, вероятно, чтобы помочь. Очень трогательно! Добрый котик. Он расширил свои зеленые мерцающие глаза:
— Как?! У тебя всего трое?! Мы с Алексом уже расправились с пятью головами. С ними нужно кончать, не дожидаясь рассвета. Этих держи, смотри не отпускай. Сейчас я позову помощь. Напарник! Тут еще трое. Давай быстрей сюда.
Услышав это, мои головы хотели уже дать деру — даже обморочный очнулся. Его я тоже вовремя успела схватить за волосы. Так что двоих я удержала, а третий, который все кусал мне ногу сквозь котоновые джинсы (которые я тайком оставила под кимоно), все-таки улетел.
Алекс появился весь грязный, в драном самурайском костюме, с кровоподтеками и синяками на лице.
— Что-то ты плохо выглядишь, — с искренним удивлением произнесла я. — Бледный, небритый… Что это с тобой? Не выспался?
Командор устало смахнул грязной рукой пот со лба и раздраженно бросил:
— На себя посмотри — сразу пройдешь по номинации «Ведьма года»! И не обольщайся, это я о твоей внешности, а не о способностях. Давай кидай эти головы мне, попробую достать мечом.
Головы яростно кусались, и я понимала, что прямо тут, у стены, Алекс не может с ними покончить, потому что руки у меня тряслись, и по гоблинам трудно было попасть так, чтобы не отрубить мне все пальцы.
Я отшвырнула (с трудом, надо сказать — монстрик ко мне явно привязался и никак не горел желанием отпускать!) первую голову. Не успела она сориентироваться в воздухе и, захлопав ушами, спланировать в противоположную сторону, как Алекс одним ударом рассек ей черепушку. Вытекла отвратительная серая жидкость — меня чуть не стошнило.
— Держи вторую! — замахнулась я.
— Стой! — остановил он меня и зачем-то воткнул меч в землю.
— Она же кусается! — Мало того что злодейка грызла мне руку, так, собрав все силы, она взлетела в воздух и пыталась добраться до моего носа.
— Я больше не могу ее держать, Алекс, — взмолилась я. — Сделай что-нибудь!
— Возьми ее за уши — они этого не любят, но смотри не выпускай, — рассеянно отозвался он, даже не посмотрев в мою сторону. Похоже, ему что-то никак не удавалось найти за пазухой.
Кот куда-то исчез. Я последовала совету старших — и только сжала пальцами уши гоблина, как он истошно завопил:
— Нет!!! Только не уши! Ради всего, что для вас свято, только не их! Отпустите мои ушки, лучше вырвите мне все зубы, выбейте глаза, оторвите нос, но не трогайте уши.
Я удивилась — голова же хныкала и умоляла. Вот притворная бестия! И я, испытывая изощренное удовольствие, со злорадной улыбкой еще сильнее сжала гоблинские уши. Бедняга чуть не умер. В это время Алекс нашел, что искал, — оказалось, это шприц. Я недоуменно уставилась на него:
— Мы что, будем делать голове укол от бешенства?
Услышав это, голова завопила:
— Не надо! Я больше не буду, я смирный!
— Его это уже не спасет, — ответил Алекс, — а вот для сыворотки, которая излечит тебя, нам нужно у каждого встреченного вида монстров брать жидкость — не имеет значения, кровь это, слизь, желчь или яд. Начальство пообещало давать нам предельно подходящие задания, по совету лаборатории, разумеется. Так что держи ее крепче.
Голова дернулась в последней попытке вырваться, я, удержав ее, зажмурилась и отвернулась, а Алекс с холодным спокойствием вытянул шприцем у вопящей головы ту самую серую жидкость, которая у нее, похоже, была вместо крови, и снова убрал шприц за пазуху.
— Ты просто садист-самоучка! Разве нельзя было дать голове хоть какое-то обезболивающее? Это ведь так негуманно! — с чувством произнесла я, мне было очень жаль тихо постанывающую головушку.
— А когда ты ее об стенку била, тебе не пришла в голову идея сначала надеть на нее каску? — резонно заметил Алекс. — Ничего ей не сделается… И боли они не чувствуют, а вопят и ругаются только от злости.
Голова резко дернулась и вылетела из моих рук, а взлетев метра на три над нами, так что ни я, ни командор уже не могли ее достать, укоризненно произнесла:
— Странный вы самурай, однако… Вместо того чтобы защищать исторические ценности Японии, каковыми мы и являемся, вы уничтожаете редкий, исчезающий вид рокуро-куби! Но вам отольются наши слезы… Предсказываю, что когда-нибудь эта сумасшедшая гейша так оттреплет вас за уши, что вы света не взвидите! Хотел бы я тогда послушать и ваши вопли…
Выдав эту тираду оскорбленным тоном, голова взлетела еще выше и скрылась в лесу. Но Алекс все равно ничего не понял, ведь медальон «переводчик» был у меня. Я не стала ему переводить, хотя… мысль насчет ушей мне понравилась.
— Зря ты ее упустила. Надо было ее сразу прикончить, меньше хлопот, — посетовал командор. — Теперь их осталось всего четыре, и терять им в сущности нечего. Это может удвоить их силы, а если они объединятся, то запросто смогут загрызть кого-нибудь из нас, если мы будем гулять поодиночке…
Тут он замолк и посмотрел на меня. Мы лихорадочно пересчитали друг друга — похоже, одна и та же мысль пришла к нам одновременно.
— Где агент 013? — Кто это сказал, не помню. Мы ринулись звать котика — тишина. Похолодев сердцем, так и не дождавшись ответа, пошли его искать. Мы обошли дом, все осмотрели. Нигде никаких следов. В глазах предательски защипало…
«Зачем я ругалась с ним, обзывала Мурзиком, — чуть не плакала я. — Если он еще живой, добрый, милый толстячок, я больше никогда-никогда не позволю себе повышать на него голос. А какой он храбрый! Ведь несмотря на небольшой рост, он так отважно сражался со злобными головами, а еще до них скольких монстров одолел! Маленький герой… не доживший до большой победы!» — от этих мыслей у меня полились слезы.