Гуров сидел рядом с водителем. На заднем сиденье расположились двое из его группы. Майор Василий Иванович Светлов готовился отметить шестидесятилетие и планировал свою свободную жизнь «как у людей». Лейтенант Боря Вакуров позавчера закончил университет и мечтал… Боря о своих мечтах не распространялся.
Группа ехала на задержание и обыск, работу эту Гуров крайне не любил. Исключения составляли ситуации, когда задерживали особо опасного, уже проявившего свою кровавую, мерзкую сущность. Тогда, появляясь на рассвете, вырывая преступника из сна, Гуров ощущал себя посланцем Справедливости.
Сегодня по распоряжению прокуратуры брали соучастника. Убийство произошло, труп в морге, убийца в тюремном изоляторе. Парень, за которым группа ехала, в преступлении замешан. Гуров считает, что задерживать его преждевременно, обыск практически ничего дать не может. Но сколько людей, столько и точек зрения, а задерживать или не задерживать в большинстве случаев решает прокуратура. И старший оперуполномоченный ехал. Все, что произойдет, знал наперед и кривился, как от зубной боли.
Он, открыв папку, просматривал служебные бумаги, хотя отлично знал, что все печати и подписи на своих местах.
Майор Светлов, расстелив на коленях салфеточку, завтракал, прихлебывая из термоса. Боря Вакуров старался сидеть спокойно и солидно, однако ерзал, поглядывая то в окно, то на Гурова, то на часы. Возможно, он полагал, что они могут опоздать.
На самом деле Гуров для страховки выехал часа на полтора раньше и из-за этого сейчас разбудит ни в чем не повинных людей. И лучше приехать и разбудить, чем приехать через минуту после того, как человек ушел. Оправдаться перед собой Гуров не сумел, захлопнул папку и скривился еще больше.
Светлов вытер салфеточкой помидор, протянул Вакурову.
– Спасибо, Василий Иванович, – Боря отрицательно покачал головой.
Светлов пожал вислыми плечами, откусил половину помидора.
– А мы не торопимся, Лев Иванович? – спросил он, вытираясь салфеткой и аккуратно укладывая остатки еды в сумку. – Глоток кофе хочешь?
Старый оперативник в присутствии третьих лиц звал Гурова по имени-отчеству, а при начальстве даже на «вы». Он, человек опытный, понимал, что сейчас они всполошат людей и вытянут пустышку. И вполне мог он с Гуровым и не разговаривать, а просто обмениваться мыслями либо поболтать сам с собой. Но уж больно тягостная получалась атмосфера, и Светлов переспросил:
– А не торопимся?
– Поручение следователя, – Гуров взял у Светлова крышку термоса, выпил. – Спасибо, – и взглянул на Светлова – мол, отстань ты от меня за ради бога.
– Поручения надо выполнять, – рассудительно произнес Светлов, прикидываясь простачком. – Можно сегодня, а можно и послезавтра, – он вздохнул, покосился на Борю.
Машина остановилась у нового четырехэтажного дома.
На тахте, укрывшись с головой, спал человек. Светлов одной рукой взялся за угол подушки, другой за одеяло и одновременно дернул в разные стороны.
– Не надо! – прошептала босоногая, кутавшаяся в халат женщина.
Спавший, худой парень лет двадцати, подтянул коленки, сжался, пошарив рукой в поисках одеяла, промычал нечленораздельное. Парень, с его синими острыми плечами и коленками, выглядел несчастным и беззащитным. Мать всхлипнула, взглянула на Светлова ненавидяще.
По оперативным данным, у группы имелся пистолет, который пока не изъяли. А случаи, когда «мирно спящий» стреляет из-под одеяла или подушки в живот оперативника, к сожалению, известны. Пусть шанс невелик, пусть ничтожен, но никто не желает его поймать.
Светлов знал, как выглядит в глазах матери, но ничего объяснить ей не мог. И все же, бросив одеяло и подушку в угол дивана, он сказал:
– У меня трое детей, Клавдия Борисовна.
За столом, отодвинув грязную посуду, Гуров с отсутствующим видом раскладывал документы. У двери Боря Вакуров поставил два стула, усадил понятых.
– У него под подушкой всякое может быть, Клавдия Борисовна, – продолжал свою бессмысленную речь Светлов. – А моим отец нужен, так что извините за грубость.
Женщина его не слышала, Гуров не слушал, понятые еще не проснулись, так что аудиторию представлял лишь лейтенант Вакуров, который старого майора осуждал.
– Боже мой! – женщина трясла сына за плечи. – Сереженька, проснись, к тебе пришли.
«С визитом!» – добавил про себя зло Гуров, заполняя протокол.
– Гони, мать! – парень потянулся за одеялом.
Гуров отметил, что парень уже проснулся и бутафорит, взглянул на Светлова, который со вздохом опустился на стул и следил за «спящим» – мало ли чего, в окно сиганет с третьего этажа либо за тяжелый предмет схватится, всякое видели.
– Клавдия Борисовна, подойдите, пожалуйста, – сказал Гуров. – Вот постановление на производство у вас обыска. Ознакомьтесь. Вот здесь распишитесь, – он подвинул документы.
Бумага к столу прилипали, в комнате было душно, пахло кислым, прогорклым, нездоровым.
– За что? – женщина не двигалась, затем махнула вялой рукой, подошла, опустилась на стул. – Мальчик, хороший мальчик. Ну, выпьет иногда. А вы думаете своим указом всех враз… Вы сами-то что? Не употребляете?
Женщина привстала, наклонилась к Гурову, он невольно увидел вислые дряблые груди и резко отвернулся.
– То-то же, святые!
Неожиданно распахнулась дверь соседней комнаты, на пороге остановилась девушка. Она, в отличие от брата и матери, смотрелась крепенькой и чистой, на круглой мордашке – румянец, только голос у нее оказался визгливый, истеричный:
– Все? И никаких тебе разменов! Прекрасно! Надеюсь, надолго забираете?
– Ах ты, сучка! – парень перестал прикидываться и сел. – Брата единокровного! Ошибочно!
– Это ты ему скажи! – девушка кивнула на Гурова, угадывая в нем главного.
– Я вас попрошу, – сказал Гуров тихо, но все тут же замолчали, – Сергей Семенович, оденьтесь. Вас и вас, – он перевел взгляд с матери на дочь, – я попрошу к десяти подъехать в управление. Повестки, – он положил на стол две повестки.