На самом деле я действительно стерва, в том смысле, что манипулирую людьми. Научилась от маменьки: она была гением манипуляции. Я страдала от этого в детстве, но потом научилась не обращать внимания. После ее смерти вдруг поймала себя на мысли, что в некоторых ситуациях веду себя в точности как она.
Семьи у меня нет, так что близких я не тираню этим жестоким способом, а вот решать с помощью искусных манипуляций рабочие вопросы мне не стыдно. Очень способствует карьерному росту. Одинокой девушке-заучке, не отличающейся красотой, такое тайное оружие в свое время сослужило хорошую службу.
Внешность свою я оцениваю вполне реалистично. Французы говорят: если в шестнадцать девушка нехороша собой, Господь не дал ей красоты, но если в тридцать она непривлекательна, то он не дал бедняжке еще и ума. В молодости я была откровенно некрасивой: длинная, тощая, нескладная, волосы как пакля, мордочка совершенно невыразительная, да еще и в очках. Хотя и тогда кое-кому нравилась.
В свои сорок семь я считаюсь очень интересной женщиной. Высокий рост, стройная фигура, молодое лицо без всякой пластики и подтяжек — это подарки от родителей. Стильная стрижка, элегантная одежда, дизайнерские очки а еще сильное тренированное тело как у топ-модели (дорогой спа-салон и много-много часов на тренажерах) — это уже мои личные заслуги, которые сделали из более чем гадкого утенка нет, не лебедя, но достаточно привлекательную птицу.
Вообще я молодец. Только время от времени возникает вопрос: а зачем мне это все? Если завтра я исчезну, изменится что-нибудь в этом мире, или нет? Боюсь, что через месяц никто и не вспомнит. Зато никто и не будет страдать.
Я гнала машину и размышляла. Как же так получилось, что к сорока семи годам у меня нет ничего, что бы меня привязывало к этой жизни? Работа? Это всего лишь работа, а не дело всей жизни, что бы там ни говорить. Мужчины? В основном козлы, которых я не пускаю дальше постели. Детей, собак, котов у меня не было и не будет. Я не настолько бездушная, чтобы бросать дома живое существо, на которое у меня никогда не найдется времени и душевных сил. Я никому не нужная стареющая стерва. Если бы можно было начать сначала, я бы, наверное, все переиграла, но уже поздно.
Ближе к Волоколамску шоссе перестало быть таким пустым, стали попадаться фуры. Да и покрытие не радовало, колейность здесь была настолько глубокая, что моя городская машина едва не садилась на пузо. Я немного сбросила скорость.
И тут... Навстречу мне по моей законной полосе вылетела на обгон огромная фура. Разойтись с ней можно было лишь чудом. Но недаром я двадцать лет за рулем. Заскрежетав металлом днища по горбу дороги я успела выскочить на обочину под самым носом чудовища, пройдя в десяти сантиметрах от огромных колес. И уже практически разойдясь с железным чудовищем, увидела прямо перед собой фонари второй фуры. Эти сволочи совершали двойной обгон...
Увернуться от этой махины не было ни единого шанса. Она ударила мою ласточку со всего маха, и мы полетели... Последнее, что я видела, был свет...
Глава 2, в которой Элеонора становится Алиенор
Свет... Яркий, нестерпимо яркий белый свет. Он режет глаза даже сквозь веки. Или у меня больше нет век? Боли я не чувствую, как и своего тела. Это шок? Где-то на границе сознания возникает мысль, что выжить я просто не могла. Значит, жизнь после смерти существует? Или все же я спаслась и теперь в реанимации? Затем свет меркнет и меня охватывает благодетельная тьма.
Я прихожу в сознание. Открыть глаза для меня пока нереально, но издалека доносятся звуки. Кто-то ходит и говорит. Мужчина. Я не понимаю ни слова, но слышу его шаги, ощущаю движение воздуха когда он проходит мимо. Может, после аварии меня поместили в немецкую клинику и врачи говорят по-немецки? Или я их не понимаю потому что поврежден мозг и я плохо слышу? Одно радует: боли нет. Ничего не болит, просто совершенно нет сил. Думаю, меня до упора напичкали анальгетиками и всякой другой дрянью. Получается, мне удалось выжить. Но как? После такого не выживают, а если и выживают...
Я наверняка искалечена. Впереди инвалидность и много-много восстановительных операций. Я буду годами валяться по больницам, и никто не придет меня навестить.
Расплата за успех и одиночество. Лучше мне было умереть.