Итак, красота внешнего рисунка фигурного полета неоспорима: она действительно сродни балету, цирковому искусству, художественной гимнастике. Красив и сам самолет, как целесообразная конструкция, хорошо приспособленная к выполнению своей функции — полету. Есть и внутренняя красота полета — совершенство различных технических решений, удивительных умных приборов, которые позволяют выполнять полет в таких условиях, в которых естественные человеческие чувства бессильны. А как же быть с красотой окружающей среды? Может быть, в ней нет ничего особенного? В том-то и дело, что есть. Ведь даже если это обычная земная красота, увиденная с птичьего полета, то иная точка зрения может дать эффект поразительный. Но многое видишь в полете и такого, чего «рожденный ползать» никогда не увидит. Но почему же об этом чуде не пишут бывалые? А не пишут они, видимо, потому, что иногда просто за напряженной работой в воздухе недосуг любоваться красотами природы. Не исключен и такой вариант: на фоне трудной напряженной опасной мужественной работы, всякие любования красотой могут показаться неуместной и даже непростительной сентиментальностью.
Да и описать эти красоты словами очень нелегко. Но попробую все же рискнуть…
«Встает на западе румяный царь природы»
Еще в школе, когда изучали биографию Пушкина, говорили, что был он большой насмешник. Один из его товарищей-лицеистов написал стихотворение, которое по ошибке начиналось так: «Встает на западе румяный царь природы…» Когда он начал его читать и произнес эту фразу, Пушкин прервал его и экспромтом продолжил: «…и изумленные народы не знают что начать: ложиться спать, или вставать?»
И сейчас, в век космонавтики, люди неизменно видят солнце восходящим на востоке и заходящим на западе. Даже космонавты, каждые сутки встречая 17 восходов, все равно их видят на востоке. Но я в полете видел то, что невзначай предсказал незадачливый поэт — друг Пушкина.
Летали мы ночью. Начало полетов было точно совмещено с заходом солнца, так как ночными полетами по «Наставлению по производству полетов» называются такие, которые осуществляются между заходом и восходом Солнца. Вырулил на взлетную полосу чуть раньше и запросил взлет. Педантичный руководитель полетов заметил: «Рано. Солнце еще не зашло!» Действительно, примерно четвертушка огромного, красного, причудливо искаженного еще теплой после жаркого дня атмосферой Солнца еще выглядывала из-за горизонта, как бы подсматривая в последний момент, что делают люди, переходя от дня к ночи. Я выждал минуты две, и Солнце, бросив на землю последний прощальный луч, погрузилось в загоризонтную пучину. Я не стал ждать дальше, немедленно вывел двигатель на максимальные обороты, включил форсаж и помчался по освещенной сумеречным светом полосе. Взлетев и убрав шасси, я продолжал набирать высоту при работе двигателя на форсажном режиме. Задрав высоко в небо нос, самолет стремительно набирал высоту, все увеличивая вертикальную скорость. И вдруг произошло невероятное: там, где минуту назад зашло солнце, а сейчас виделась четкая линия горизонта, разграничивая уже темную внизу Землю и ясную, еще хранящую лучезарный свет только что ушедшего отсюда светила полосу неба, что-то закраснело, и будто язычок пламени высунулся из-за края земли. Я не сразу понял в чем дело и продолжал с недоумением смотреть в эту точку горизонта. Наверное, я не смог бы запечатлеть всей этой волшебной картины, если бы не одно случайное обстоятельство — Солнце перед моим взлетом «лежало» как раз в том месте горизонта, куда я смотрел на взлете.
Наконец я понял, что бесформенный поначалу язычок, это то самое Солнце, которое минуту назад на моих глазах зашло за горизонт. Теперь уже сомнений не было — язычок превратился в явно очерченный, хотя и несколько искаженный рефракцией, сегмент. Мне уже пора было выключить форсаж и менять режим полета, но прерывать неожиданно возникший чудесный эксперимент, не было сил. Я продолжил еще немного стремительный набор высоты и «вытянул», таким образом, Солнце на добрую половину. Я ощутил вдруг себя настоящим волшебником, да что там волшебником — богом: чтобы такое делали волшебники даже самого высокого класса, наблюдать не приходилось. Но пора было прекращать эксперимент. Выключил форсаж и перевел самолет в горизонтальный полет, развернулся в направлении, предусмотренном заданием. Солнце уже было сбоку и, пока я делал необходимые манипуляции в кабине, сначала остановилось, а потом медленно, повинуясь теперь уже естественному закону, стало медленно заходить и, наконец, исчезло за горизонтом. Все стало на место, а я все никак не мог отключиться от только что увиденного чуда. Такого я никогда не видел раньше и не довелось увидеть после: для этого нужно было, чтобы снова собрались в одно время не связанные друг с другом обстоятельства. Теоретически это «чудо» легко объяснимо. Каждый, наверное, видел, как после захода Солнца на земле на высоко летящих самолетах играют отблески еще не зашедшего на высоте их полета светила. Но одно дело просто видеть заход позднее, чем на земле, другое — видеть как уже зашедшее Солнце снова начинает восходить. В данном случае причина состояла в том, что, с одной стороны, точно совпали момент захода и взлет, с другой — высокие характеристики скороподъемности самолета Су-7Б, на котором я тогда летал.