— Мы — звезды! Звезды!
Неделя… Всего неделя, так измучившая нас и морально, и физически. У Оли несколько раз самопроизвольно уходил в сторону глаз. Просто так. Не согласовывая свои действия с другим глазом, он вдруг закатывался вбок и возвращался на место. У меня не переставали трястись руки, и появился странный нервный тик. Я то и дело потирала нос, рывками втягивая воздух.
X
Как-то утром нас разбудил требовательный звонок в дверь. Ольга выругалась, перевернулась на другой бок и сразу уснула. Я с выскакивающим из груди сердцем пошла открывать. Всякий раз, когда к нам кто-нибудь приходил, будь то почтальон или сборщик платы за электричество, у меня заходилось сердце, потому что никто из этих людей не говорил по-английски, и я чувствовала себя беспомощной. Я не могла объяснить такие простые вещи, как то, что за газ и электричество платим не мы, а администрация клуба. Диалоги на пальцах или при помощи листа с ручкой выглядели нелепыми и мало помогали объясниться.
На этот раз пришел человек взять плату за пользование стиральной машиной. Чтобы постирать, необходимо было опустить монету в прорезь для денег. Раз в месяц приходил человек, открывал маленьким ключиком ёмкость и изымал накопившиеся монетки.
Я в панике носилась и повторяла:
— Нихонго вакаримасен! Нихонго вакаримасен!
Но человек продолжал настойчиво повторять:
— Могу я взять деньги за стирку?
На секунду я прекратила перебивать его и прислушалась к тому, что он говорит. К своему удивлению я поняла эту фразу. Прежде на работе я изредка понимала лишь отдельные слова, но теперь так совпало, что все слова оказались мне знакомыми. Я предложила ему посмотреть. Он заглянул в машинку и достал оттуда одну монетку.
— Вы не используете машинку?
— Только один раз.
— Почему?
— Самостоятельно стираем. Денег нет, — и показала на пальцах, что мы всего десять дней в Японии.
— Используйте, пожалуйста, — с улыбкой сказал он и вышел.
Ошарашенная, я стояла с минуту в ванной у машинки и трудно осознавала, что этот короткий диалог был произнесен только по-японски. Я прокрутила в голове диалог заново, пытаясь найти хоть одно английское слово. Но все слова действительно были сказаны по-японски. Так я обнаружила, что старания мои не проходят даром. Каждый день я выписывала из словаря по двадцать слов, и непрерывно, чем бы я ни занималась, повторяла новые слова. В квартире я повсюду развесила листки со словами и предложениями, необходимыми для работы. В голове у меня творился такой сумбур, что опускались руки. Казалось, никогда не уляжется по полочкам этот бешенный поток новых слов. Но с этого дня я перестала относиться к японскому языку, как к чему-то непостижимому, а к английскому — как к своему спасательному кругу.
Всю эту неделю я жила в перманентной жалости к себе. Страхи мои шли со мной в ногу. И теперь лимит потакания страхам был исчерпан. Мне бешено захотелось спровоцировать пугающие меня обстоятельства: остаться одной, потеряться, быть непонятой, чтобы освободиться от инфантильной зависимости от Ольги, чтобы, наконец, прекратить себя жалеть и начать жить вопреки страхам, а не в унисон с ними.
Тогда я скрутила свои матрас и постельное белье и торжественно отправилась жить в другую комнату. До сих пор в трехкомнатной квартире мы спали в одной комнате. И куда бы мы ни шли, в интернет-кафе, в магазин за продуктами или на работу, мы всегда были вместе. И теперь я хотела почувствовать Японию по-новому, самостоятельно. Слегка набросав тушь на ресницы, я оделась и вышла из дому.
В одном из супермаркетов я рассматривала яркую детскую курточку и тихо рассуждала сама с собой, как дорого всё стоит. Боковым зрением я видела, что за мной наблюдает какая-то женщина, прислушиваясь к моим рассуждениям вслух. Часто и я, будто невзначай, останавливалась возле перуанцев, чтобы послушать приятную испанскую речь. Меня так и подмывало взглянуть на японку, чтобы узнать, доброжелательно она смотрит или настороженно, но не хотела обнаружить, что вижу её. Я делала вид, что продолжаю рассматривать детские вещи, хотя всё моё внимание уже было обращено только к ней. Любопытство мучило меня. Я не выдержала и украдкой посмотрела на неё. Это была очень старая женщина. Только японцы бывают такими старыми. Когда мы встретились взглядами, женщина решилась подойти ко мне.
— Вы русская? — улыбаясь, сказала она с сильным акцентом.
— Да-а, — удивилась я и сказала едва ли не с нежностью: — Вы говорите по-русски…
— Да, немного помню. Я была в концлагере в Советском союзе. Два года…