— Не беспокойтесь, Семен Александрович. Я справлюсь.
— Удачи! — Олигарх пошел по дорожке обратно.
— Ну как, любимая? — шепотом спросил девушку Денис.
— Хочешь знать, не рвусь ли я убить его еще раз? Есть немного. Но скорее из ревности. Ты проводишь с ним больше времени, нежели со мной.
— Управлюсь с контрактами — улетим на базу в Никарагуа. Там будет проще.
— Ты знаешь, что самое страшное, Денис? — еще плотнее вжалась в Тумарина его половинка. — Я не испытываю к ним вражды. К тем, кто учил меня убивать. Совсем. Они мне все еще нравятся. Я боюсь, если они придут снова, я опять стану их слушаться.
— Не придут, моя единственная. Никогда. Не бойся. И лучше жить с любовью, чем с ненавистью. Пусть даже с любовью к тем, кто ее недостоин.
Большой контракт
Джеби Дантрелл был удачливым пареньком. Прежде всего потому, что его родители имели работу. Оба. Мать работала посудомойкой в ресторане на Кирни-авеню, а отец — маляром на судоверфи Тодда. Это означало, что у них в семье была машина, просторная квартира на Кинг-стрит,[3] а у него — свой собственный, карманный, сотовый телефон. И уж конечно, в школу он ходил не за бесплатным обедом, а ради получения аттестата об образовании.
Не меньше ему повезло и с соседом — старым Барни Крайзом, вечно морщинистым и лохматым, в сплошь заляпанном краской, длинном свитере. Именно этот насквозь прокуренный старик перед смертью научил его пользоваться баллончиками с краской и ловить момент для раскрашивания вагонов метро, опускающихся магазинных ставней или остановившихся под разгрузку фургонов.
Наверное, несколько приключений с веселым от кайфа стариком не принесли бы ему пользы, если бы у Джеби не обнаружился талант превращать вылетающие из баллончиков струи в выпуклые буквы, устрашающие оскалы или веселые карикатуры.
Третьей удачей стало то, что отец не жмотился и время от времени подкидывал ему десяток долларов на покупку краски. Хотя, конечно, родителя можно было понять. Пусть уж лучше молодой отпрыск раскрашивает подворотни, нежели толкает кокс, ширяется или угоняет автомобили.
И, наконец, самое главное — среди учеников муниципальной школы умение создавать граффити ценилось ничуть не меньше, нежели способность поставить прохожего на перо, продать кирпич или разжиться хорошей наркотой. А потому Джеби не просто не задирали — с ним здоровались самые авторитетные ребята, охотно дружили девчонки, уважали одноклассники, и даже нашлась пара учеников из третьего класса, с готовностью бродивших с ним по станциям и глухим переулкам, таскавших рюкзак и готовивших фон для рисунков, когда возникала такая необходимость.
В Сохо[4] Джеби Дантрелл наведывался не часто, всего пару раз в месяц. Как он говорил друзьям: «Подразнить сурков». Но где-то в глубине души он всегда надеялся, что кто-то из здешних богатеев, тратящих кучу денег на всякую мазню, обратит внимание и на его рисунки и пожелает познакомиться с их автором. А дальше — кто знает?..
Именно поэтому Джеби, в отличие от обоих малявок, не бросился тикать, когда в проулке, в котором они разрисовывали унылую кирпичную стену под пролетом пожарной лестницы, неожиданно остановился потрепанный коричневый «форд-скорпио» с белым капотом — низкий, как черепаха, и длинный, словно селедка. На пассажирской дверце медленно опустилось стекло, открывая розовую харю какого-то заплывшего жиром толстяка.
— Ты чего, заблудился, снежок? Или по кирпичам соскучился? — весело поинтересовался у незнакомца Джеби, на всякий случай собирая в лежащий на асфальте рюкзак раскатившиеся баллончики.
— Твое художество? — Толстяк ткнул пальцем в развалившуюся буквой «W» эмблему «Крипе».
— Хочешь, снежок, капот так же раскрашу? — предложил паренек и хорошенько растряс баллончик.
— А крест ты нарисовать можешь? — поинтересовался незнакомец. — И с надписью: «Вернем Америку Иисусу!»
— Я мусульманин! — гордо ответил Джеби.
— То есть, доллары ты не признаешь? — Толстяк развернул и зажал между указательным и безымянным пальцами банкноту в пятьдесят баксов.
Паренек заколебался.
Малевать христианский символ ему очень не хотелось. Но… Но это был первый в его жизни заказ! Отказываться от подобного поворота судьбы — плохая примета. К тому же, пятьдесят долларов были половиной дневного заработка его матери. Плюнуть на них было тоже не так просто.
4
Престижный район Нью-Йорка, который считается одним из центров изобразительного искусства.