— Да уж. Гипотезы у тебя убийственные. Эйнштейн отдыхает. — Молодой человек рассмеялся и обнял Свету. — Выброси ты это из головы. Если эта Танечка как-то и связана с нашими встречами, рано или поздно эта тайна всплывет. И потом, ты ведь на нее за наше знакомство не обижена?
— Нет.
— Тогда за что мстить?
— Из принципа, — теперь улыбнулась и Светлана.
— Забудь. — Сизарь вернулся к обеденному столу. — Кофе совсем остыл. Интересно, что делают в люксах в таких случаях? Кипятильников тут вроде нет.
— Пьют холодным, аристократически оттопыривая пальчик.
Они закончили завтрак, и Света спросила:
— Ты не обидишься, если я отвлекусь и напишу три статьи? Коротких, по полторы страницы. По вчерашнему награждению.
— Ладно. Я тоже поработаю. «Маяк» чего-то затихарился, а должны уже давно данные по испытаниям прислать.
— Алёшенька… — вкрадчиво начала девушка.
— Давай сразу к сути, — предложил Сизарь.
— Мой ноут дома остался. Я хотела на твоем все сделать.
— Эхе-хе-х… Ну, ладно, садись. — Алексей допил кофе и стал переодеваться.
— А ты что будешь делать?
— Схожу пока в бассейн. Тут есть два разных для постояльцев. Верхний, говорят, открытый, теплый, со стеклянной наружной стеной и видом на Москву. Хоть раз воспользуюсь.
— Мяу-у… — жалобно округлились глаза девушки.
— Ты так смотришь, как будто я тебя на цепь посадил. Ты же сама работать хотела?
— Мяу-у…
— Ладно, пошли.
Для тех, кто выбирается из постели ближе к часу, время бежит быстро. Алексей и Лана поплавали в бассейне, сходили в зеркальное кафе, превращенное в лабиринт из отдельных кабинок, посетили зимний сад — и вдруг оказалось, что день уже закончился. Скромный ужин в ресторане — и в номер молодые люди вернулись после девяти.
Девушка тут же прилипла к компьютеру — отрабатывать долги, Сизарь засел в кресле у телевизора, посмотрел новости, фильм об очередном астероиде, чуть было не уничтожившем Землю, но в самый последний миг храбро расстрелянном из двух «стингеров» непокорным мавром, который отказался выполнять приказ белого самодура-офицера о смирении и молитве. Куда при этом исчезла инерционная масса примерно в двести тысяч тонн льда и камня, создатели шедевра предпочли скромно умолчать.
Ближе к одиннадцати удивление Алексея стало нарастать. Он выключил панель, разобрал постель, разделся и отправился к гостье, что-то рычащей себе под нос и воинственно бьющей по клавишам.
— Лана, ты не слишком заработалась? Может, закончишь утром?
— Зачем утром? У меня времени много, — подняла она голову и весело ему подмигнула. — Я тут подумала, что раз ты христианин, то внебрачный блуд тебе запрещен. И своими наглыми предложениями о сексе я оскорбляю твои религиозные предра-а-а-сс… утки… Сутки… А-а-а! — Вернувшись к работе, журналистка поняла, что запуталась в клавишах и принялась править слова последнего предложения. — Утки, сутки… В общем, британских ученых побоку, буду беречь целомудрие. Все ради тебя, милый. Все ради… «Радиоастрон» или «радиа…»?
— «О», — ответил Сизарь. — Может, сделаешь перерыв?
— Не веришь? — усмехнулась журналистка. — Все вы такие. Говорите одно, делаете другое, хотите третьего. А кто честен, тот для вас сразу «кролик»… Где тут буква «ё»?
— В слове «кролик» нет буквы «ё».
— Зато она есть в слове «ёлки»… Они ведь обещали ее для всех отличников по физике.
— Лана, ты когда-нибудь играла в карты? — Сизарь зарылся носом в ее волосы.
— Кто же в них не играл? — сохранила текст девушка.
— Тогда ты должна знать, милая, что, чем сложнее правила, тем интереснее игра. И в каждой есть обязательные запреты. И запреты очень, очень обязательные… — Он наклонился ниже, дыша в волосы, прошел губами по ее горячему розовому ушку, двинулся дальше, шепча губами в шею: — А также имеются козыри, джокеры… — Теперь его руки могли коснуться упругой груди гостьи. — Есть разные масти… — Правая рука скользнула ниже, к бедрам, левая проникла в вырез платья, в то время как губы целовали подбородок. — …масти старшие и младшие…
Он запечатал рот девушки поцелуем, пальцы правой руки заставили выгнуться ее тело. Лана, дернулась, пнув ногой столешницу, стул повалился назад, и молодой человек без труда смог перехватить ее на руки, перенести на постель.
— Нет, нельзя, — зашептала она в перерывах между поцелуями. — Тебе придется страдать и каяться.
— Ради тебя хоть на костер. — Он скинул с ее плеч лямочки платья, вместе с ними отпрянул вниз и начал новое восхождение, целуя ее пальчики и ступни, щиколотки и колени, заставляя Лану жалобно стонать и скрести пальцами простыню…