Его речь прервал злой смех, сухой отрывистостью напоминавший пулеметную очередь. Смеялась Бякса – пора уже сказать, что она присутствовала при этом разговоре, происходившем в тех самых покоях Мрумора, где когда-то оказался «спеленутый» Степан. В отличие от драконицы Арл, сразу по завершении «островной» эпопеи отбывшей на родную планету, Бякса выразила желание остаться со Степаном. Поначалу он был категорически против, вовсе не желая иметь под боком эту язву, порывавшуюся убить его еще на Морре. Но, выслушав ее доводы и поразмыслив немного, согласился на сотрудничество с этой во всех отношениях неприятной ему особой, кстати, удосужившись наконец спросить ее имя. К его удивлению, оно оказалось довольно благозвучным – Туаза. Так вот, к вопросу о том, что заставило Степана смириться с ее присутствием: она служила когда-то в органах межпланетной безопасности и могла дать неплохой совет там, где он был полным профаном. Сейчас он подумал о том, что Бякса к тому же в недавнем прошлом была разбойницей и наверняка владела какой-то полезной информацией о своих «братьях по цеху», что подтверждал ее обидный смех, относившийся, видимо, именно к ним.
– Это мозжорги-то головорезы? – произнесла Туаза, презрительно изогнув бровь. – Эти мягкотелые флибустьеры, называемые еще в насмешку рыцарями космических дорог? Да ни один уважающий себя разбойник не станет иметь с ними дела, ведь всем известно, что мозжоргам претят сами понятия обмана и предательства! Почему вы не хотите пустить их на свою планету? – в лоб спросила она. – Они и мухи не обидят, стоит только вам предоставить им клочок земли, где они могли бы спокойно жить!
– Пока что они собираются взорвать более семисот тысяч наших собратьев, – мрачно ответствовал псиф. – Неплохо для существ, которые не обидят и мухи!
– Просто обстоятельства приперли их к стенке, – гнула свое Туаза. – Попробуйте-ка десятки лет мотаться по космосу, не имея своей земли, своего дома!
– Обстоятельства, говорите? – взъершился Мрумор, распухая на глазах, становясь похожим на наэлектризованный меховой шар. Скорее всего в гневе у него самопроизвольно срабатывал рефлекс, имевший целью устрашение противника – будь то подлинный враг или же оппонент в споре. Не хотите ли вы сказать, что эти обстоятельства заставили их раскатать губы на одну из наших лучших планет?
– А вы не пробовали предложить им какую-нибудь другую планетку, похуже? – спросил Степан, надеясь заодно отвлечь на себя внимание спорщиков и ослабить грозовую атмосферу.
– Что значит «предложить»? – искренне вознегодовал псиф. – Мы не собираемся пускать разных проходимцев на свои планеты! Не забывайте, что ради сохранения наших миров в первозданной чистоте мы сами себе отказываем в удовольствии жить на них!
– И кому тогда, позвольте спросить, нужна эта чистота? – спросила Туаза с холодной насмешкой. Она словно поставила себе целью раздразнить в псифе хищного зверя – о, уж по части доведения мужчин до состояния озверения Бякса была мастером экстра-класса! – и с последней фразой ей это почти удалось: распушившийся сверх всякой меры, Мрумор не стал, правда, рычать и показывать зубы; как и полагается интеллигенту, образ коего сейчас в нем, на счастье, превалировал, он задохнулся от возмущения и временно потерял дар речи, чем немедленно воспользовался Степан, прекрасно понимавший, насколько это неблагодарное занятие – критиковать чужой образ жизни. Следовало прекратить бессмысленную перепалку, грозящую вот-вот перерасти в международный скандал:
– Итак, на планету вы мозжоргов пускать не собираетесь ни при каких обстоятельствах, – быстро сказал он, уводя разговор от опасной темы.
– Не может быть и речи, – буркнул все еще ощетиненный Мрумор.
– Значит, этот вариант отпадает. Насколько я понимаю, у вас уже есть какой-то план, связанный со мной, верно? Ради этого мы, собственно, и собрались. Надеюсь, я не покажусь слишком нетерпеливым, если попрошу вас наконец-то его изложить?
– Хм-м, ну да, конечно… – Шерсть на псифе медленно опадала. Намеренно не глядя на Туазу – кажется, перспектива «озверения» при дальнейшей беседе с ней и самого его не радовала, – Мрумор стал рассказывать, в чем, по мнению их экспертов, должна будет заключаться миссия Степана Ладынина.
Его предполагалось заслать на станцию в качестве парламентера – представителя незаинтересованной расы. Он должен будет выслушать их аргументы, само собой, попробовать разубедить, что, само собой, не получится, тогда надо будет попросить отпустить с ним тысячу-другую заложников, от чего они тоже наверняка откажутся.
На самом деле основная ставка делалась на то, чтобы он просто оказался там, в недрах станции. Расчет был прост: неважно, что он им будет говорить, но с появлением там Степана взрыв станции становился маловероятен, что сводило на нет основную угрозу, выдвигаемую мозжоргами. Правда, если реакторы не взорвутся по каким-то (скорее всего по техническим) причинам, у мозжоргов еще оставалась возможность разгерметизировать отсек с заложниками (при слове «отсек» воображение Степана нарисовало тесное пространство, забитое до потолка несчастными псифами в количестве более семисот тысяч). Во избежание такой развязки для Степана было предусмотрено два варианта действий: отдать самого себя в заложники, чтобы оказаться в том самом отсеке, в результате чего он, естественно, не разгерметизируется (Степан тут же представил себя втиснутым в плотное шерстяное месиво, наполнявшее под завязку названное помещение), либо, если мозжорги не примут его благородной жертвы, проникнуть туда самостоятельно: С этой целью ему на специальном экране был показан план станции с указанием служебных и коммуникационных ходов: их было великое множество, но наиболее удобные для проникновения в узилище, оказавшееся не таким уж маленьким, занимавшее всю центральную часть станции, были отмечены красным цветом.
Внимание Степана привлекло отдельное, сравнительно небольшое помещение, тоже горевшее красным. Не успел он задать вопрос, как подала голос Туаза, что-то долго пребывавшая в молчании.
– А это что за комната? – спросила она требовательным тоном, словно это именно ей предстояло в ближайшем будущем там оказаться.
Мрумор принялся отвечать, обращаясь при этом к Степану и демонстративно игнорируя Туазу. Выделенный сектор являлся центром управления станцией, и его захват был уже пределом мечтаний, к сожалению, практически не достижимым для неопытного агента, работающего к тому же в одиночку и без оружия. На всякий случай Мрумор вывел на экран изображение системного пульта управления станцией и принялся объяснять, как действовать, если Степан до него все же доберется: главное тут было – отключить генератор антитрансверсионного поля, тогда через восемь макров (по примерному объяснению – минут) пространство разгладится, и на станцию сможет трансверсироваться десант. Но требовалось уследить, чтобы зачинщики не смылись, тоже воспользовавшись трансверсией.
– Почему вы сказали «в одиночку»? – властно прервала его объяснения Туаза.
Мрумор застыл на мгновение с открытым ртом, затем с лязгом захлопнул челюсти и сделал глубокий вдох через нос – так иногда поступают и люди, считая при этом мысленно до десяти. На этот раз даже Степан поморщился – что ему больше всего не нравилось в Бяксе, так это ее неистребимо командный тон.
– Не вижу смысла ему отдаваться в заложники, когда существует реальная возможность захватить управление станцией, – сказала она. – Для этого, согласна, необходимы как минимум двое. Поэтому я пойду с ним.
– Нет! – воскликнул Степан, не дожидаясь, как по этому поводу выскажется Мрумор. Вот уж на что он точно не подписывался – так это выполнять задание, находясь под командованием стервозной бабы. А что она примется во время операции командовать – уж это будьте-здрасьте, ей только дай, а ежели не дашь – зубами вырвет, с мясом. Она уже и теперь вовсю пыталась распоряжаться, словно позабыла невзначай, что находится здесь на правах всего лишь консультанта.