Оказавшийся снаружи коридор был явно не тот, что прежде: по всей видимости, кабинка являлась чем-то вроде лифта, а точнее, телепортера. Слов нет – полезное приспособление для такой супергигантской станции, если бы еще знать, в какую часть этой махины его «телепортнуло»?..
Степана продолжали куда-то вести – не сказать, чтобы силком, просто не оставляя иного выбора: все боковые ходы по пути были по-прежнему перекрыты, все двери заперты. Пожалуй, не возбранялось повернуть назад, тогда его, наверное, тем же макаром препроводили бы обратно и выпустили бы наружу его бот. Только с какой стати он стал бы возвращаться? Разве что с перепугу—но это ни к чему. И Степан шел вперед, пока дорога не привела его в небольшой, мягко освещенный зал, где в центре стояло металлическое кресло – первый предмет мебели, встреченный им на пути. Дверь позади закрылась.
«Стало быть, здесь». С этой мыслью Степан прошел в центр зала и опустился в кресло. Трудно сказать, чего он ожидал – скорее всего просто голоса, к чему уже был привычен, но могла же, например, в порядке исключения возникнуть голограмма, или, допустим, это кресло телепортиро-валось бы вместе с ним прямиком туда, где уже сидят в ожидании полукругом главари мозжоргов. Еще его могло приковать силовым полем – тогда, возможно, они осмелились бы явиться сюда сами.
То, что произошло далее, его немного удивило: сначала это походило на ослепительную вспышку, а мгновение спустя Степан увидел, что вокруг него выросли стены, сияющие багрово-белым пламенем: словно раскаленные плоскости выхлест-нулись со всех сторон, полностью отгораживая его от остального зала, не позволяя увидеть…
Почему-то только теперь, лишенный возможности видеть тех, с кем ему предстояло вести беседу, но, сообразно логике, не суждено было договориться, он пожалел о том, что заранее не полюбопытствовал – а как эти самые мозжорги, собственно, выглядят? Сейчас он слышал только, как отъезжают двери и кто-то входит. Кто-то, скорее всего Степана видящий и постоявший немного в молчании, начал задавать вопросы:
– Говорите, пожалуйста, с чем вы к нам пришли? – голос был тот же самый, что уже возникал при «обыске».
– Если не возражаете, – сказал Степан, – я хотел бы сначала спросить, к чему вся эта конспирация? С тем же успехом мы могли бы поговорить и в предшлюзовой зоне.
– Надо было сказать, что вы хотите говорить там, – ответили ему.
– Я не хотел говорить там, я надеялся кого-то увидеть! – горячо воскликнул он.
– Это – место для разговора, – сказали ему. – Вы – независимая сторона. Вас проводили сюда. С псифом говорили бы там.
Следовало понимать, что ему оказали честь уже тем, что позволили войти на станцию. Что же касается личного общения безо всяких изолирующих спецэффектов – как видно, господин парламентер находился под подозрением в пособничестве врагу, так что его сочли за лучшее держать за непроницаемой и скорее всего убийственной преградой. Но оскорбляться и лезть в бутылку, пожалуй, не стоило – в конце концов он находился здесь вовсе не ради счастья лицезреть их физиономии.
– Итак, с чем вы к нам пришли? – терпеливо повторил скрытый световой стеной собеседник.
– Начну с того, – заговорил Степан медленно, взвешивая каждое слово, – что приложил все усилия, дабы убедить псифов удовлетворить ваши требования, глубоко мне понятные. Но оказалось, что я имею дело с фанатиками. Худшей расы для этой акции вы не могли выбрать. Они готовы скорее возродить к жизни чью-то полумертвую планету, чем пустить вас жить на свою.
– Они делали вам какие-то предложения? – в сообразительности мозжоргам нельзя было отказать, но Степана это не смутило.
– До меня дошло, что подобное предложение прозвучало от них в Совете.
– И ваша раса могла быть той, которая его приняла. Мы подозреваем вас в содействии псифам, – сказал собеседник. Что ж, по крайней мере честно.
– Это ваше право, – сказал Степан. – Но в таком случае разве я стал бы вам об этом говорить? Я безоружен, я в ваших руках, и если вы в чем-то подозреваете мою расу, то можете взять и меня в заложники…
Вместо ответа до него донесся шум, звуки шагов и приглушенные голоса. Переводчик улавливал лишь отдельные фразы: «…Еще один… Просит впустить… Важную информацию… Пытаются сбить… Вооруженный… На запрос… Посоветовали уничтожить…» Затем все стихло, и у Степана создалось впечатление, что он остался один.
– Эй, где вы там? – позвал он на всякий случай. – Вы меня слушаете?
Никакого ответа.
Произошедшее наводило на разные подозрения, но сейчас он предпочел подумать о другом: ему тут не доверяют и, возможно, считают диверсантом от продавшейся псифам расы, а значит, вряд ли станут слушать всерьез и почти наверняка не возьмут в качестве заложника – кому он нужен в единственном числе, когда тут такие масштабы, да к тому же может статься, что он – весьма опасный тип, какой-нибудь смертник-самоубийца, заранее списанный в расход. Так что его, вероятно, очень скоро спровадят тем же путем, в качестве исключения могут даже вывести под белы рученьки или, что еще хуже – выпереть с помощью силового поля, которому не больно-то посопротивляешься.
Короче говоря, что бы там ни произошло (а у Степана имелись некоторые догадки по этому поводу), сейчас сложилась, быть может, единственная удобная ситуация, когда еще возможно было что-то сделать.
Он встал из кресла и сделал шаг вперед, к раскаленному барьеру. На миг им овладел животный страх, дыхание пресеклось – пускай он и не страшился гибели, но как, оказывается, нелегко было заставить свое живое тело, еще, между прочим, необходимое ему для этой миссии, преодолеть такую преграду. «Тут главное – решиться, это как в ледяную воду или в огонь…» – подумал Степан, бросая себя вперед.
Он чуть было не зажмурился, но в этом, оказывается, не было нужды: смерть-поле погасло за мгновение до того, как он должен был его коснуться. Зато заискрило в нескольких местах на стенах и потолке зала, действительно оказавшегося пустым, потом померк свет, через секунду сменившись какой-то тусклой подсветкой. Степан понял, что это включилось аварийное освещение. И авария, по всей видимости, была серьезной: он выбрал дверь, противоположную той, через которую входил – она казалась закрытой, но отъехала, стоило ему толкнуть ее руками. Начинавшийся за ней коридор был погружен в полумрак. Устремившись по нему, Степан убедился, что тут уже существует множество ответвлений. Он стал то и дело сворачивать, поначалу без какой-либо определенной системы, движимый лишь полуинстинктивным стремлением запутать след.
Однако было очевидно, что таким макаром ему далеко не уйти; надо было обдумать план дальнейших действий, пока мозжорги не хватились пропавшего парламентера и пока беглецу способствует аварийная ситуация. А задача перед ним стояла теперь вполне определенная: попасть в основной, центральный отсек станции, где находятся заложники, поскольку о захвате управляющего центра мечтать уже не приходилось. Не говоря к тому же о ее, станции, полной в этом смысле боевой неподготовленности. Он не представлял себе даже примерно, в какой стороне находится этот центр и сколько отсюда надо пройти километров, чтобы его достигнуть. В то время как место обитания заложников занимало всю утробу Степана, следовательно, и попасть туда было гораздо проще – стоило лишь отыскать ближайший служебный вход либо на худой конец – пролезть туда по коммуникациям.
Степан начал с того, что принялся открывать по дороге некоторые двери, те, что отличались от других и, по его мнению, могли вести внутрь. Все они сейчас распахивались от простого толчка, но за ними по большей части оказывались какие-то забитые складские помещения либо пустующие операторские. Одна из дверей открылась перед ним сама – он было испугался и шарахнулся, но за ней оказалась пустая телепортационная кабина. Мгновение поколебавшись – пользоваться ею Степан не умел, а застрять очень не хотелось бы, – он пошел дальше. Времени оставалось все меньше, вот-вот могла возникнуть погоня, и Степан кидался от дверей к дверям, ища нужную, как разбойник в сказке про Али-Бабу, пока не услышал звук множества шагов по коридору – не иначе как мозжорги уже спохватились. Но, будь это даже ремонтники, спешащие исправить повреждения, последнее, что стоило делать, – так это не попадаться им на глаза.