Определенных выводов по этому поводу он сделать не успел, потому что в это время по левую руку от него из волн выпросталось чудовищное рыло еще одного проглота. Тут же оно распахнулось наподобие омерзительной пещеры. Степан остервенело заработал конечностями, преодолевая поток воды, устремившийся в это ненасытное хайло. В ужасе от увиденного он совершенно упустил из виду тот факт, что его жизнь находится под надежной защитой и ему вовсе необязательно так панически за нее бороться. «На „зверя“ надейся, а сам не плошай», – вот единственное, что он мог бы сказать впоследствии себе в оправдание. Однако сейчас всем его существом владел всепоглощающий животный ужас. И дикий протяжный вопль, переходящий в визг, раздавшийся откуда-то сверху, вполне органично с ним переплетался. Вскинув голову между взмахами, он увидел рубиновые импульсы, непрерывной чередой хлещущие с берега в направлении разверстой пасти. Кто-то, дай бог ему здоровья, лихорадочно, не жалея зарядов, расстреливал чертову каракатицу, чья бугристая, начисто лишенная зубов ротовая полость уже катастрофически приблизилась к Степановым ногам. Но, увы, стреляли безрезультатно: мерзкое осклизлое жерло и не думало захлопываться, оно, напротив, распялилось еще больше и тянуло в себя воду, как в бездонную цистерну. И Степан продолжал грести, надрываясь, вложив оставшиеся силы в последний отчаянный рывок. Но вот несущийся навстречу поток как-то резко ослаб. Одновременно ноги прошлись по чему-то достаточно твердому, весьма похожему на спину третьего подводного гада, но оказавшемуся на поверку самым настоящим дном.
«Вот те на, отлив, что ли?» – промелькнуло в голове, когда Степан поднялся во весь рост – вода бурлила теперь вокруг его бедер, стремясь уже не к проглоту, а отступая от берега. Впереди, совсем неподалеку высилась каменная громада набережной, а рядом, в каких-нибудь двух шагах, лежала гороподобная туша, все еще бессильно разевавшая пасть. И она была тут не единственной – подобные же «острова» выросли по всему прибрежному пространству, становящемуся с каждой секундой все более мелководным.
– Степа-а-а-ан! – истошно заорал откуда-то сверху женский голос. Он поднял голову – с края набережной ему махала какая-то голая девица с бластером в руке. Ну, не то чтобы совсем голая, а при набедренной повязке. Рядом с ней стоял старик, державший бухту веревки.
– Сюда!!! – орала девица, в то время как старик уже скидывал вниз веревку. – Скорей!!!
Наслажденцы, застывшие поблизости в оцепенелых позах, почему-то никак на них не реагировали, даже не глядели в их сторону – все взгляды были устремлены в океанскую даль. Степан обернулся.
На горизонте поднималась, кипя, отвесная стена воды высотой… Нет, с такого расстояния было не определить. Может, с останкинскую башню. А может, и с две. Теперь не приходилось сомневаться, что являлось причиной отлива.
– Степа-а-ан!!! Чтоб тебя жратохряпс заел!!! – это замечательное пожелание заставило его очнуться: с трудом оторвав взгляд от одной, поистине апокалиптической стены, он развернулся и побежал к другой – рукотворной. Хотя, казалось бы, зачем? С океана на этот берег надвигалась чистая, стопроцентная гибель – ревущая, всепоглощающая бесь, не знающая преград, не подвластная усмирению, даже его «зверем»: что по сравнению с этим какая-то автострада или лакомка-проглот? И не все ли ему было равно, где ее встречать – здесь, внизу, стоя на обнажившемся дне, или на набережной, куда его, уцепившегося за конец веревки, подтянули, на удивление, быстро? Наверное, в нем еще жила надежда кого-нибудь тут спасти – того же старика и молоденьких танцовщиц: раз Бякса раздобыла оружие, значит, не все еще потеряно.
Как ни трудно при взгляде на нее было в это поверить, но это действительно была она, Бякса, а вернее, Туаза – почти нагая, с гордо торчавшими соразмерными грудками, в какой-то тряпке на бедрах и с бластером в руке. И еще Степан впервые увидел, какие у нее обалденные ноги, когда они без штанов.
– Это как же понимать?.. – спросил он, слегка опешив в первое мгновение от ее вида.
– Маскировка, – досадливо отмахнулась она, сразу переходя к делу: – Эта пукалка слишком маломощная, не берет их защиту, так что придется вам… – Тут она смолкла, потому что Степан хохотал – от души, откинув назад голову, позабыв о накатывающей на них с горизонта неминуемой смерти.
– Замас-кирова-лась! Ха-ха-ха! Ой, я – ха-ха-ха – не могу!
Теперь более или менее прояснилось, за что ее разыскивали – выпросила-таки у старика оружие и попробовала, следуя его, Степанову, совету, пристрелить наслажденца!
Глаза Бяксы полыхнули. Не задумываясь о последствиях, действуя, что очевидно, спонтанно, она замахнулась на него рукой, сжимавшей тот самый бластер, с помощью которого только что безуспешно пыталась его спасти, расстреливая проглота. Вполне возможно, что на взмахе ее хватил бы паралич или прострел, если бы ее рука не оказалась в тот же миг схвачена, заломлена назад и лишена оружия. Проделал все это, разумеется, не Степан – он лишь наблюдал за обезвреживанием Бяксы, одновременно, можно сказать, встречая нового гостя.
Перед ним стоял собственной персоной Экселенц с четырьмя сопровождающими: один из них только что обезоружил Бяксу и продолжал держать ее в полусогнутом состоянии, двое, шагнув вперед, аккуратно взяли за локти самого Степана, последний остался возле босса. За их спинами зияла пространственная дверь, откуда они все только что явились и куда, без сомнения, собирались препроводить Степана – с его согласия или без.
– Ну что же вы, Степан… – укоризненно начал Экселенц и замолчал, стоило его взгляду упасть на идущую к берегу отвесную стену воды высотой до неба.
– Словом, так! – торопливо сказал Степан. – Вы сейчас в темпе спасаете отсюда людей, иначе на мое содействие можете не рассчитывать!
Экселенц словно только теперь заметил толпившийся вокруг народ.
– Но все эти люди вне опасности, – сказал он. – Они только созерцают катастрофу, имея возможность в последнюю секунду…
– Не все, – перебил Степан. – Спасайте девушек без браслетов, прихватите вот этого старика. Все, время пошло! – и дернулся, вырываясь.
Экселенц лишь кивнул, и Степан оказался свободен: его охрана снялась с места и, повинуясь жесту хозяина, побежала загонять танцовщиц в спасительную дверь. Большинство из них толпились тут же – кстати, именно их совместными усилиями Степан и был поднят «со дна». Канители с ними не возникло: едва уразумев, что их, уже утративших последнюю надежду, все-таки спасают, девушки сами поспешно устремились «на выход».
Человек, державший Бяксу, вопросительно посмотрел на Степана.
– Да, да, – махнул рукой тот, – и эту туда же.
Неосмотрительно отпустив Бяксу, охранник дал ей шлепка по направлению к двери, уверенный, наверное, что она, как и другие, побежит со всех ног спасаться. Не тут-то было! В следующую же секунду он получил звонкую затрещину. Смерив презрительным взглядом своего опешившего оскорбителя, Бякса, независимо подрагивая грудками, прошествовала к Степану и встала от него по правую руку – попробуй, мол, тронь!
Он только усмехнулся, окидывая взглядом толпу наслажденцев, игнорировавших происходящую у них под носом спасательную операцию, даже не помышляя к ней присоединиться и кого-то спасти. С выпученными восторженно глазами, открыв рты, дергаясь фанатично и что-то бормоча, они СОЗЕРЦАЛИ. Лишь одна из них, стоявшая поблизости, выпадала из общей клинической картины: та самая, «узкая», благородная дама, чей взгляд был неотрывно устремлен на Степана. Недавно он мысленно ее имел и, похоже, все еще продолжал заниматься этим, уже в ее мыслях.
Он усмехнулся про себя: «Никак присохла? Или, может, желает соития в самый кульминационный момент?» Жаль, что ему теперь было не до нее. В Москве, пожалуй, взял бы телефончик. А может, и не взял бы – ее тут, может быть, уже всем миром поимели – лысые, толстые, все! Ведь отчасти затем они сюда и являлись, как там старик говорил – кто на ком… Наслажденцы – одно слово.
Степан едва сдержался, чтобы не усмехнуться открыто ей в лицо. Зачем обижать благородную даму? Но она, кажется, поняла – вспыхнула всей своей белоснежной кожей, словно услышала его мысли, отступила назад – почти отшатнулась, а в следующее мгновение исчезла. Что удивительно – даже не досмотрев редкостного зрелища. Возможно, он был насчет нее и не прав – они здесь ощущали себя полностью защищенными, и каждый делал лишь то, что сам хотел. Но угрызений совести Степан не испытывал: слабо, что ли, ей было, сладенькой, исчезнув, захватить с собой хоть пару девочек? Те, спотыкаясь, бежали со всех сторон в дверь, в то время как воздух уже содрогался от рева волны, захватившей полнеба, вздергивавшей, словно мелкие камешки, туши усыпавших ее путь проглотов.