Выбрать главу

А среди русских — заговор молчания!

Воскресенье, 29 сент<ября>

Никого не звали из-за болезни мамы. День провели дома, тихо. Утром я в церкви St.-Germain.

Маме лучше, но она еще лежит. Ни кашляет и жалуется на недомогание. «Болезни — наш крест, — говорит он часто. — У каждого — свой. У нас — этот».

Воскресенье, 29 сент<ября>

Утром — звонок. Открываю дверь. Незнакомая дама. «Не узнаете меня?» — «Нет!» — «Я — Койген».

Это — русская еврейка, жена еврейск<ого> писателя-философа Койгена[253], недавно умершего в Берлине. Мы встречались часто в Берлине. Но она так изменилась за это время, что я ее не узнала. Очень симпатичные люди и она, и он. Культурно-тонкие, духовные. И я, и Ни ей обрадовались... Много рассказывала о своей жизни в Палестине, куда она переселяется вскоре совсем. Теперь из Палестины едет в Лондон, где ее сын оканчивает курс. Привезла Никниги по-

110//111

койного мужа и просила Ни дать ей его новые... Живет иллюзиями возрождения еврейской Палестины, «нового слова» оттуда. После ее ухода я говорю Ни: «Вот есть еще люди, живущие иллюзиями, несмотря ни на что, ни на какие разочарования!»

Ни: «Я уже не способен... Я все больше и больше делаюсь скептиком!»

M-me Койген привезла мне привет из Иерусалима от Осоргиной. И я подумала: какой вихрь времени! Давно ли Рахиль сидела у меня и мучилась: ехать или нет? А вот она уже там и оттуда шлет слова привета.

Мы не замечаем, как «время ускоряет ход» (по Еван<гельским> пророчествам), но это, увы, так, так до жуткости!

За завтраком говорим о Койген. «Она верит в новое слово, кот<орое> скажут евреи, — говорю я. — Но евреи уже сказали Слово, которое не сказал ни один народ мира. Каждый народ имеет свою миссию и, исполнив ее, отходит, уступая место другим».

«Но миссия евреев совсем особенная, и выполнять ее они будут до конца мира», — говорит Ни.

Я: «Да, но теперь назначение их уже не в том, чтобы сказать "новое слово", а в том, чтобы стоять до конца мира перед лицом всего мира как знак исполнения о них пророчества Ветхого и Нового Завета».

Говорили еще о самоутверждении.

Ни: «Есть два вида самоутверждения: личное — своего положения, таланта, богатства, знатности, познаний — и другое, более скрытое, когда человек даже как будто очень скромный, себя не выставляющий, но самоутверждается в том, чему он так или иначе причастен — той или иной нации, Церкви, обществу, классу».

Вторник, 1 октября

Мама все еще лежит. Хотя погода солнечная, теплая, но в доме как-то сумрачно, больнично. Забегал Ф. И. Либ, как всегда, взволнованный событиями в мире. На этот раз — война Италии с Абиссинией. Впечатление такое, будто он очень хочет этой войны, хочет мирового пожара. Лишь бы сдвинуть

111//112

все с места, а главное для него — Гитлера, в кот<ором> для него весь корень зла! И я думаю: «В нем ли только? Разве все остальное лучше? Гниль и мерзость запустения всюду. Тришкин кафтан прогнил, и штопать его войнами и революциями слишком поздно».

Вечером имели удовольствие слушать патриотическую чепуху какого-то «белого» (думаю, улана или кавалергарда), воспевавшего «красный сарафан» как символ России. Речь закончилась исполнением «Боже, царя храни». Действие происходило в каком-то кабаре russe* в Англии. Передано по радио. Слушала и думала: «Где? На какой планете это происходит?»

Среда, 2 октября

Сегодня день рождения сестры (по старому стилю). Утром я убрала столовую осенними ветвями винограда и цветами... Вышло очень красиво... День провели очень приятно. За обедом я прочла сестре мое стихотворение в ее честь, кот<орое> и ей, и Ни очень понравилось. Ни при этом вновь заявил мне, что я плохо делаю, не развивая свои литературные дарования. Я и сама знаю, что они у меня есть, но я предъявляю к себе слишком большие требования. А предъявляю потому, что высоко ценю всякое подлинное искусство и все среднее считаю ненужным и даже, пожалуй, вредным.

Четверг, 3 октября

Хорошо тому, кто не видит «подкладки» жизни... Идя по улице, он с удовольствием следит за потоком блестящих автомобилей, за движением толпы. Там красочное пятно яркого костюма, вот тонкий профиль, стройная фигура, дальше — блеск роскошной витрины с горящими бриллиантами, изумрудами, рубинами...

Есть глаза, которые видят только так. Но есть и другие, которые видят и то, что за этим, видят «подкладку» всего этого.

Роскошный автомобиль... Чей он? Не ловкого ли афериста? Не спекулянта ли биржевика? Дорогие меха на стройных плечах вот той изящной дамы! Какой ценой они ей достались? Кокотка? Брак по расчету? Авантюристка? А эта толпа... Сколько лиц с печатью усталости, болезни или (что еще хуже)

вернуться

253

Давид Койген (1879—1933) — философ, культуролог. Родился на Украине. Обучался в Берне, Цюрихе, Мюнхене и Париже. Получил ученое звание доктора философии в Берне. С 1913 г. жил в Петербурге. Сотрудничал с газетой «День». С 1918 г. — профессор в Киеве. С 1921 г. — в Германии. Автор ряда работ по философии культуры и социологии. Опубликован в основном на немецком языке.