И вот мы в огромном мрачном зале. Прямо перед нами - невероятный уродливый идол с огромными распростертыми крыльями и сатанинской улыбкой. Среди призрачного сияния, непередаваемой тишины он казался особенно зловещим и величественным. Каким маленьким и жалким я выглядел перед ним, но в то же время упрямое чувство заставило меня поднять голову и смело шагнуть в зал.
На противоположной стене сверкал тысячами сигналов гигантский черный полированный щит. Он жил своей сложной жизнью. Как причудливая мозаика, вспыхивали и гасли на нем разноцветные огни, извивались яркие линии, слышалось ровное глубокое гудение.
Мы стояли перед ним. Мэри. словно зачарованная, смотрела на эту причудливую игру.
- Здесь мы все, - тихо произнесла она наконец, и ее тонкая прозрачная рука указала на щит. - А вы?
- Меня здесь нет.
- Нет? Почему? - взгляд Мэри выражал удивление и страх.
- Потому что я - человек.
- Человек... - тихо повторила за мной Мэри и задумалась.
- Дальше, пойдемте дальше, - сказал я, тронув ее за руку.
Мы подошли к небольшой двери в противоположном конце зала. За нею начинался невысокий, но бесконечно длинный коридор. Его белый мраморный пол, освещенный зеленоватым светом, как лунная дорога, уходил вдаль. Было необычно тихо. Мы шли по коридору: я и Мэри. Она молчала. Казалось, какие-то мысли угнетали ее. Наконец она остановилась.
- Это последний путь, Сэм.
- Последний?
- Дальше ничего нет... Все кончается...
- Не пойму вас, Мэри!
- Я тоже не понимаю вас. Куда идете вы?
- К людям.
Мэри молчала. Она всматривалась в далекую перспективу коридора. Я поторопил ее. Мы шли еще минут пятнадцать. И вот Мэри остановилась вновь.
- Дальше нельзя, - прошептала она, указав под ноги: тонкая черная линия пересекла белый пол, - остановитесь? Никто не может идти дальше.
- Я пойду!
- Как! Вы сможете?
- Я - человек, Мэри.
И вновь увидел я изумление и страх в ее глазах.
- А что там, в конце коридора?
- Тупик. Нужно найти на стене кнопку. Нажать... В потолке откроется люк, спустится лесенка, которая выведет вас отсюда. Но вам не дойти, Сэм...
Я смотрел на Мэри, и вдруг чувство острого сожаления охватило меня. Неужели я должен оставить ее? Навсегда... Это было странное чувство, но поверьте, Кэт, я видел в ней человека, с которым работал, дружил, который помог мне в трудную минуту.
- Мэри, пойдемте вместе!
- Нет! Нет! Нельзя!
Она испуганно отстранилась, и в тот же момент под потолком вспыхнули красные сигналы тревоги, раздалось предостерегающее гуденье.
- Уходите! - крикнула мне Мэри. - Скорее же!
Она держалась за стену, едва сохраняя равновесие. Она, казалось, теряла сознание.
Медлить было нельзя. Я побежал. Несколько раз я оглядывался назад и видел странно неподвижную, прислонившуюся к стене маленькую фигурку моей удивительной спутницы.
Вот и конец коридора. Все, как сказала Мэри. Я нажал кнопку. В потолке открылся люк, спустилась металлическая лесенка. Я добрался до люка и протиснулся в него. Темнота. Сырость. Лесенка вела куда-то вверх. Поднявшись по ней еще метров десять, я нащупал в стене довольно большое отверстие. Осторожно, боясь сорваться вниз, я пролиснулся через него и очу' тился в срубе высохшего колодца, глубиной метров во" семь. Обессиленный, выбрался я по скользким стенам наверх. Ночь. Лес. Куда идти? Решил идти в том же направлении, в котором вел меня подземный коридор, и не ошибся...
Нет нужды говорить о том, как удалось мне добраться до железнодорожной станции и покинуть эти злополучные места.
Кэт! Простите меня за утомительное письмо. Я не мог не рассказать вам обо всем. А когда я получу весть от вас - не знаю!
Сэм.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Солнце широкой полосой легло на зеленое сукно письменного стола. Сэмуэль Найт отодвинул записи и задумался. Десять лет... Десять долгих лет прошло со времени тех удивительных событий его жизни.
Обстоятельства складывались хорошо. Миновал срок, и он вновь вернулся к любимой работе. Получил признание как ученый. Счастье и удовлетворение доставляли ему научные изыскания. Труд тяжелый, но прекрасный своей направленностью. И, наконец, четкое, одетое красивыми, стройными формулами решение. Сэм был строг и объективен в науке. Но, оставаясь наедине с самим собой, он подолгу задумывался. И мысли стремились далеко от привычных понятий, лишались строгости, становились прихотливыми. И вот появились записи...
Из записей С. Найта
"Как велики успехи человеческого ума, человеческого познания. Мне бы хотелось представить (хотя бы нa миг) весь фронт поступательного движения человечества по пути прогресса. Но разве возможно это! В этом движении все новое и в то же время неотвратимое, неизбежное... Неужели я фаталист? Конечно, нет! Или, быть может, в материалистическом понимании законов природы есть доля фатализма? Нет! Дело не в понимании, а в недопонимании этих законов. И прежде всего в недопонимании законов бытия...
Веками задумывались люди над своей природой. Это рождало мистику, скепсис, агностицизм. Почему? Не потому ли, что сознание человеческой воли, стремлений, страстей противоречит представлению о неумолимой последовательности событий?
"Я хочу, чтобы было так, - говорит человек, - так будет!" Или: "Будущее в наших руках".
Но время, этот трехликий хитрец, все делает по-своему... Человек трудится, дерзает, осуществляет свои планы. Но вот то, что сделано, отошло в прошлое и неуловимо выстроилось в цепь закономерных последовательных событий... Неужели человек остался ни при чем? Неужели все, что произошло, неизбежно должно было произойти? Как сопоставить прошлое, настоящее, будущее? Может быть, Кэви прав, может быть, прошлое фикция? Отбросим его - и все станет на место. И тогда прочь все разъедающий фатализм! Но прошлое отбросить нельзя так же, как, живя в настоящем, нельзя не думать о будущем. В этом - суть человеческого бытия, в этом - суть человечности!
Человечность... Как соотнести это понятие со скупыми и четкими законами развития материального мира?
Вся жизнь человечества - длинная цепь сотен поколений, а жизнь одного человека - лишь звено в этой цепи. Так можно сказать, если единственным мерилом признать время. Но жизнь человека не одно звено, она шире этого звена; Она не физически связывает другие звенья - все звенья взаимно проникают.
Если измерять жизнь временем, не избежать вывода, что жизнь - это путь от рождения к смерти. Каждый наш поступок требует времени... Следовательно, на каждый поступок расходуется кусочек жизни Но разве в каждом из человеческих дел нет жизнеутверждения? Разве физически здоровый человек думает о смерти? Нет, человек не смотрит на неумолимый кусочек шагреневой кожи.
Жизнь - горение. Но если б пламя обладало способностью мыслить, оно осознало бы, что горение неумолимо ведет к уничтожению. В самом горении изначально скрыта гибель огня, ибо чем сильнее он горит, тем сильнее расходует источник горения И может быть, пламя сказало бы: "Не лучше ли медленно тлеть, чем гореть ярко?" Но пламя не думает... Чем больше горючего, тем ярче оно.
Не в этом ли суть человечности?
Нет! Сказать так, значит, забыть о главном. Разумная человеческая жизнь - не просто горение, не бессмысленное расходование горючего.
Пламя не думает... А человек?..
Цель его - гореть ярко, раздвигая мрак неведомого, освещая людям дорогу в будущее. У машины нет будущего. У человека оно есть. И для такой цели не жаль горючего, не жаль жизни!.."
Сэм задумался. К нему тихо подошла Кэт.
- Не нужно, дорогой, - сказала она, проведя мягкой рукой по его волосам. - Ты бьешься над законом человечности, ты ищешь ее... Не ищи. Она - здесь, она - в людях, в нас с тобой.