Когда я, наконец, поняла это - сама дошла, своим аутичным умишком! - мне пришлось еще несколько дней проваляться в постели в сильнейшем жару, до причины которого районный педиатр доискаться так и не смог. А между тем - NB, коллеги! - это очень любопытное свойство моего организма: любое сильное эмоциональное потрясение тут же откликается в нем резким скачком температуры, не сбиваемой никакими лекарствами, а иногда вызывающей бред… В тот раз я, повидимому, тоже бредила - судя по тому, что Оскар Ильич, который сам вызвался дежурить у моей постели, еще долго косился на меня с опаской и избегал задушевных разговоров. Со временем мы вроде бы как помирились, но внутри себя я затаила глубокую обиду на дядю, по-детски не прощая ему предательства. Я и впрямь считала, что он поступил подло, скрыв от меня суть моей странной болезни - вернее, ее последнего симптома, - а, значит, лишив меня шанса излечиться от нее полностью. Тогда я и не подозревала, что в один прекрасный день это обернется для меня благом. Ведь если бы все, и ваши тоже, лица, уважаемые коллеги, не казались мне абсолютно одинаковыми (как китайские или японские - здоровому европейцу, смеется мой названый брат Гарри) - разве я была бы сейчас так упоительно счастлива?..
3
Я слегка преувеличила, назвав сходство между людскими лицами абсолютным: это, конечно, не совсем так. При желании (возникающем, в общем, не так уж часто) различить их, в принципе, можно - обычно с помощью двух-трех простеньких, но остроумных приемчиков, не требующих особой концентрации. Вот, к примеру, мое «ноу-хау» - эффективнейшее средство, не раз выволакивавшее меня из унизительных ситуаций, - так называемое «овеществление», которое я изобрела в канун своего одиннадцатилетия, как-то вдруг осознав, что взрослой девушке, какой я вот-вот стану, вряд ли стоит выставлять себя на посмешище. Механизм его прост: достатошно только забыть, что лицо - это лицо, и попытаться взглянуть на него, как на что-то абстрактное, неживое, - тогда в нем проявятся вполне конкретные детали, за которые впоследствии можно зацепиться. Скажем, с тех пор, как я обнаружила, что дядины глаза до жути похожи на пятую и восьмую бусину от застежки соответственно, жалостные сцены в троллейбусе прекратились навсегда, ибо уж своих-то любимиц я могу в считанные секунды отыскать в любой толпе, в любой час-пик…
Или вот еще пример: в районной библиотеке, где я провела полдетства (все аутисты любят читать, если, конечно, знают буквы!), заседали посменно две дамы-треф: первая - очень добрая тетенька (она всегда подбирала мне что-нибудь интересненькое!), вторая - сущая мегера, которой мы, робкие зачитанные дети, боялись до смерти. Увы - обе носили массивные роговые очки и седой пучок!!! Что ж, овеществление и тут мне помогло: кожа злобной дамы, оказывается, ловко мимикрировала под ткань любимой маминой блузки («жатая, модная!», с нежностью говорила та), ну, а во рту у добродушной жили чудесные, ярко вспыхивающие при улыбке золотые резцы…
Все бы хорошо, да вот беда - бывают случаи, когда овеществление не срабатывает. К примеру, когда я попыталась применить его к себе самой, меня постигла обиднейшая неудача: в круглом, сероглазом, с прямой челкой девичьем лице, тупо глядящем из зеркала, я так и смогла найти ни одной зацепки - даже глаза-бусины были точь-в-точь дяди-Осиными! - и после ряда бесплодных попыток махнула рукой на свою затею. В сущности, мне, как и любой девочке моего возраста, гораздо интереснее было бы узнать, как я выгляжу в глазах других, нормальных людей, «симпатичная» я или «уродина» (понятия, увы, для меня темные!), однако и тут я потерпела фиаско. Отец уверял, что для него я всегда буду красавицей, - что, конечно, обнадеживало, но как-то не слишком, мама, брезгливо морщась, умоляла поменьше вертеться перед зеркалом, ну, а дяде Осе с некоторых пор вообще стало бесполезно задавать вопросы: ему было не до меня…
Все началось с того, что он, прежде завзятый домосед, стал пропадать где-то по вечерам. Потом и вовсе загулял - и возвращался только под утро, слегка покачиваясь, с блуждающей, блаженной улыбкой на глуповатом лице... В манерах его тоже появилось что-то новое - уверенность, что ли: он совсем перестал мыть за нами посуду, а на привычные, уже набившие всем оскомину мамины подколки отвечал снисходительным похмыкиванием… В общем, не было сомнений в том, что свершилось чудо и Оскар нашел, наконец, свой идеал - незамужнюю даму с московской пропиской и хорошими жилищными условиями.
Кто она?.. Откуда взялась?.. Имя героини?.. Дядя Ося загадочно отмалчивался, видимо, боясь сглазить; но тут мы кое-что вспомнили. На дворе стоял декабрь 91-го года; несколько месяцев назад, в августе, Оскар Ильич, неожиданно оказавшись единственным среди нас храбрецом, вышел на баррикады. Когда все завершилось и он вернулся домой, его встречали, как героя; еще несколько дней мама, а за ней и отец, величали его не иначе как «наш освободитель», на что дядя Ося строго отвечал: «Не каркайте!» Мы-то наивно думали, что он имеет в виду будущее России, теперь же выяснилось, что дядя был озабочен куда более важной проблемой - личной. Что ж, отныне его называли «освободителем» только иронически - в том смысле, что он вот-вот освободит нас от своего присутствия.