Спорили много. Александр постоянно наступал на больную «мозоль», связанную с членством в партии. По его мнению, оно автоматически вело к конформизму, ибо пресловутый демократический централизм и подчинение меньшинства большинству неотвратимо ведет к торжеству беспринципности. (Нечто подобное позже высказывал А. Сокуров: «Если у человека нет самостоятельного внутреннего начала, независимости, гуманитарной индивидуальности, он становится или волком, или овцой. Уже не человеком»). Отбивался, как мог — приводил в пример его собственного отца и тетку — членов КПСС, доказывал невозможность для беспартийного человека стать профессором общественной кафедры, отстаивал свой «моральный кодекс». Но это не помогало. В ответ слышалось нечто, напоминавшее довлатовское выражение: «едино и неделимо только стадо баранов», только он добавлял к нему еще: «и совкобыдло».
Особенно болезненно переживал Донде судьбу «Пражской весны». Помнится, как во время шумного застолья в ресторане «Балтика» (на углу Сенной площади и ул. Ефимова, там, где сегодня «Макдональдс») он своим сиплым голосом энергично провозглашал тосты за духовных лидеров чехословацкой оппозиции — Отто Шика и Иожефа Смрковского, придерживавшихся, как известно, крамольного мнения о том, что социалистическую экономику трудно примирить со здравым смыслом. Это мнение горячо разделял Донде, любивший повторять афоризм американских экономистов: «плановая экономика — как говорящая лошадь; странно, прежде всего, то, что она существует». Именно тогда у меня впервые в жизни некие интеллигентные люди, представившись, попросили предъявить удостоверение личности, а через полгода вполне конкретное ведомство бесцеремонно отказало в производственной командировке в США.
Юмора в этом, понятное дело, было мало. Поэтому, памятуя о заявленном жанре книги, будем постепенно менять «крен» в сторону Донде-юмориста, проявлявшему себя в таком качестве больше в быту, чем на службе. Ведя занятия со студентами спецгрупп по географии зарубежных стран на французском языке (кстати, он читал в подлинниках немецких, французских и английских философов и публицистов), Донде слыл не только увлекательным и обаятельным «преподом», но и находчивым шутником — другое дело, что его остроты больше касались социологической и политологической сфер: имитационной демократии в СССР, ритуализации выборов в условиях, когда свободное волеизъявление общества, по его мнению, подменялось амебным взаимопожиранием «небожителей» и т. д. Шутки были о Трумене со Сталиным, бантустанах Сискей и Транскей, каких-то суфражистках и т. д. Девичья аудитория с большим трудом воспринимала подобные остроты.
В быту же его остроумие искрилось. Можно вспомнить, как однажды в присутствии своего малолетнего сына Юры, Александр, держа в руках популярную тогда «Литературную газету», процитировал забавную строчку «О людях хороших» из известной рубрики «Рога и копыта»: «Вчера прораб СМУ №27 тов. Зюкин был хорош». Мы дружно рассмеялись.
Уловив нашу реакцию, не по возрасту, пытливый мальчик тут же переспросил отца:
— Папа! А. почему этот дядя-прораб хорош был вчера, а сегодня он что, разве уже не хорош?»
— Понимаешь, сына, этот дядя был не хорош лишь с утра, а вот к обеду стал снова хорош — лукаво улыбнулся отец.
Конечно, мальчик остался в недоумении, но растолковывать настоящую нравственную (скорее безнравственную) подоплеку шутки пятилетнему мальчугану вряд ли стоило.
На ум приходит также эпизод из далекого 1972 г., когда к автору, находившемуся на курсах переподготовки преподавателей в Москве, в общагу на ул. Кибальчича как снег на голову ввалился Донде в сопровождении нашего общего приятеля «остапо-бендеровского покроя» Александра Вельбовца (о которых говорят: «ему, если надо и пингвина найдет в пустыне»). Пара коек в комнате пустовала, и гости, к моей неописуемой радости, соблаговолили остаться на несколько дней, тем самым скрасив скучные будни. Собираясь утром к 8-ми часам на занятия (лекции читали знаменитости: И. М. Маергойз, Ю. Г. Саушкин, М. С. Розин, С. А. Ковалев, Н. В. Алисов и др.), пришлось пойти на несколько рискованный шаг — нахально разбудить хорошо «наугогцавшихся» с вечера гостей с твердым намерением свести их на лекцию, тем более что аудитория находились буквально в нескольких десятках метров от коек. Запомнился при этом не «трехэтажноненормативное» негодование Вельбовца (типа «пошел ты...а театрализованная постреплика сонного Дон-де: «закричали гостгР»