Много лет тому назад во время дружеского «чаепития» Борис Васильевич Лашов, молодой, подающий надежды экономист и географ, шутя, попросил своего младшего друга Олега Петровича Литовку взять в руки обыкновенный клочок бумаги и написать под диктовку расписку следующего содержания: «Я, Литовка Олег Петрович, в случае, если вдруг вырасту в большого начальника, обещаю безо всякой канители принять на работу Лашова Бориса Васильевича в знак нашей неувядшей дружбы». Бумага была состряпана, подпись учинена и исторический документ под дружный хохот друзей исчез во внутреннем кармане «просителя», для того чтобы на долгие годы оказаться преданным забвению. Впрочем, существует мнение, что документ, составленный под воздействием паров высокомолекулярного содержания, был забыт сразу же после очередного тоста...
Как бы ни так! Новую жизнь документ обрел примерно через 40 лет, когда уже пришло, так сказать, время «ехать не на ярмарку, а с ярмарки» и стали актуальными слова поэта А. Некрасова: «Бывали времена и хуже, но не было подлей...». К этому времени действующие лица, мои дорогие друзья, стали солидными людьми: автор расписки стал действительно «большим начальником» — директором одного из знаковых институтов Российской академии наук, а «проситель» — известным профессором-экономистом Петербурга.
И вот однажды, посетив закадычного друга-директора на ул. Серпуховской, Борис Васильевич магически извлек из нагрудного кармана полуистлевшую приснопамятную расписку-челобитную и в знак действительно «незаржавевшей дружбы» (что само по себе достойно восхищения!) попросил зачислить его (разумеется, в шутку) в штат института. Надо заметить, что в это время жалованье доктора наук академического института мало чем отличалось от зарплаты дворника, и оставались в нем лица преимущественно пожилого и старческого возраста, которым деваться было уже просто некуда.
После немой гоголевской сцены и последовавшего гомерического хохота, директор института оставил на пожелтевшей от времени расписке развеселившую в очередной раз присутствующих остроумнейшую надпись: «Зачислить в штат института 70-летнего доктора Лашова Б. В. в целях омоложения нашего славного коллектива».
Эта невыдуманная история чем-то отдаленно напоминает сюжет, связанный с небезызвестным Армандом Хаммером (1898—1990) — американским предпринимателем и деловым магнатом, председателем корпорации Occidental Petroleum, потомком одесского еврея. Обласканный в свое время Лениным, он получил от него мандат, дававший его владельцу практически неограниченные полномочия. Существует забавная притча, что прилетев в конце 70-х в Москву (как всегда, на своем самолете) около двух часов ночи он вознамерился вместо гостиницы сразу посетить мавзолей своего благодетеля Ульянова-Ленина. Встречавшие высокого гостя сотрудники КГБ деликатно объяснили ему, что время слишком позднее для посещения мавзолея, на что большой друг СССР (по другим источникам: гениальный аферист) достал из кармана бумажку следующего содержания: — «Товарища Хаммера пропускать ко мне в любое время дня и ночи. В. И. Ульянов (Ленин)».
Ничего не поделаешь: пришлось будить коменданта Московского Кремля.
23. «ЕВРЕЙ-МОМЕНТ»
Главный фигурант этой забавной истории — блистательная личность — Игорь Яковлевич Блехцин. Помимо университетских регалий (доктор, профессор и проч.), он — международный мастер по шахматам, а это уже эксклюзив. Находясь в зрелом возрасте, он все еще принимает участие в организуемых на западе шахматных турнирах по классу так называемых ((синьоров» (то есть, ветеранов шахмат), возвращаясь оттуда, как правило, не без гешефта. Конечно, призовые в такого рода турнирах не отличаются масштабностью, но для российского профессора и они бывают весьма кстати.
По поводу шахматных успехов Игоря Яковлевича (у которого давно имеется гроссмейстерский балл) наш Учитель Дмитревский остроумно подшучивал: да если бы не прижимистость мастера, он давно бы стал гроссмейстером, так как экономия на питании в странах Евросоюза, мол, негативно сказывается на исходе его шахматных поединков. (В этой связи вспоминается байка о ленинградском гроссмейстере Толуше, о котором поговаривали, что если бы он не злоупотреблял спиртным, то наверняка, стал бы чемпионом мира, на что сам гроссмейстер, якобы, парировал: если бы в мерзкое время не рюмка водки, то он вообще бы никогда не стал даже гроссмейстером).