— Садись, — тихо, со свойственным ему армянским акцентом заговорил он, — слушай внимательно, что говорю. Цатурян, директор этой фабрики, понимаешь— мой закадычный друг, енкер по-армянски, так что ничего, никого не бойся. Мы его просто разыграем по полной программе, понимаешь, так, как он сам любит это делать, гусь лапчатый Хе-хе-хе!
Честно говоря, план, созревший в его голове, был воспринят мною без особого энтузиазма, но что оставалось делать бедному студенту, работавшему фактически «адъютантом» директора клуба — не лишаться же существенной надбавки к стипендии. Ахаяновская стратегия заключалась в следующем: мне было вменено позвонить на фабрику от имени ответственного секретаря редакции «Вечернего Ленинграда» и попросить сообщить о мерах, которые приняты по поводу выступления уважаемой газеты. В зависимости от ответов директора фабрики были заготовлены и некоторые «контрмеры» в отношении «лапчатого гуся».
Попытаемся по памяти воскресить примерное содержание происшедшего тогда забавного телефонного разговора, во время которого автор пытался тщательно артикулировать, избегая фальцетных звуков.
— Алло, это фабрика ортопедической обуви? Вас беспокоит ответственный секретарь «Вечернего Ленинграда». Надеюсь, вы понимаете, какова цель моего звонка? Хотелось бы побеседовать лично с директором, товарищем Цатуряном.
— К сожалению, Цатурян отсутствует сегодня, а у телефона — его секретарь N.
— Очень приятно. В таком случае, может быть, вы проинформируете нашу редакцию о том, какие меры вами приняты по поводу фельетона, опубликованного нашей газетой?
Чувствовалось, что напуганная «вусмерть» девушка была явно не готова к продолжению разговора со столь «высокопоставленным начальством» — откуда ей было знать, что с ней беседует липовый секретарь редакции, какой-то «Хлестаков» со спецпоручением от одного из шутников армянской общины Ленинграда.
— Мне известно, — пролепетала она, — что товарищ Цатурян уже принял решение избавиться от собаки с тем, чтобы она больше не беспокоила жильцов дома, перед которыми он уже извинился. Можно сказать, эта проблема уже решена, ее можно закрыть — так и напишите в своей газете.
— Вы вообще отдаете себе отчет в том, что вы сейчас «бухнули» мне? Что означает одно ваше выражение «избавиться» от бедного животного? Выгнать на все четыре стороны, что ли? Этим самым вы даете нам отличный материал для нового фельетона, после чего новые проблемы товарищу Цатуряну будут обеспечены — так и передайте ему.
В этот момент Ахаяном мне была сунута в руку записка, взглянув в которую я снова обрел живую нить телефонного разговора, продолжив:
— Послушайте меня. Передайте, пожалуйста, своему директору, что я, ответственный секретарь редакции «Вечернего Ленинграда», с удовольствием «пристрою» собачку у себя на даче. Завтра в полдень, в 12.00. с выстрелом петропавловской пушки, пусть привезет животное нам прямо в редакцию на Фонтанке. Я буду ему безмерно благодарен. Договорились?
На следующий день несколько человек стали свидетелями того, как у редакции на набережной Фонтанки заскрипела тормозами белая «Волга» Цатуряна, откуда выволокли бедную дворнягу на «прием» к ответственному секретарю редакции. Увы, «прием» длился недолго, и можно только догадываться каких выражений и от кого конкретно наслушался в свой адрес легковерный директор ленинградской фабрики ортопедической обуви.
К появившемуся Цатуряну с псиной вышел навстречу сияющий Андроник Асатурович со словами: «Один ноль — моя польза», но получил в ответ что-то такое оскорбительное по-армянски, что тут же покрутил пальцем у виска. Тем временем разгневанный «ортопед», в сердцах сильно хлопнув дверцей, уехал вместе с собакой, так не простившись со своим закадычным другом, енкером по-армянски. Как рассказывал потом Ахаян, их примирение происходило уже в ресторане «Кавказский» (увы, без телефонного абонента-провокатора), разумеется, за счет инсценировщика «спектакля».
А разыгравшие директора фабрики ортопедической обуви на набережной Фонтанки тогда надорвали животы, хотя розыгрыш оказался, честно говоря, не очень интеллигентным.